Аманда исчезает - Мелисса Фостер

– Карла, Родни хороший! – воскликнул он, утирая слезы.

– Да, Родни хороший, – заверила пастор Летт и, не сдержавшись, заплакала.

– Она в темноте. С мамочкой, – шепнул Родни.

– Послушайте, Кейтен, это же Родни. Он ни в чем не виноват, – зачастила пастор Летт, но страх ледяными клешнями сжал грудь, и она запнулась. – Он… порой видит невидимое… – Пастор Летт отдавала себе отчет в том, что детектив может счесть ее сумасшедшей, но уповала на его сострадание, он ведь знает Родни, знает давно. – Родни чувствует, что где происходит. Иногда заранее, иногда после самого события, но… это правда.

– Что за ерунда? – Кейтен вскинул руки. – Карла, это же чертовщина какая-то! Что прикажете делать? У нас же строгий протокол. Я мог бы арестовать Родни здесь и сейчас. Даже в убийстве обвинить!

– В убийстве? – Пастор Летт посмотрела Кейтену в глаза. – Вы же понимаете, что Родни пальцем никого не тронет, а ребенка тем более!

Они едва не срывались на крик. Родни забился в угол кабинета и сжался там в комок, словно бурундук, на которого пикирует ястреб. «Девочка в темноте. Девочка в темноте», – твердил он, перекатываясь с пятки на носок.

Пастор Летт повернулась к нему, опустилась на корточки и накрыла ладонями его колени.

– Родни, милый, не надо, а то подумают, что ты обидел Кейт. Пожалуйста, не говори так. Скажи, что ты ее не знаешь.

В огромных глазах Родни читалась детская невинность. Он раскачивался взад-вперед, переплетал пальцы, а тут покачал головой: нет, мол.

– Родни! – Пастор Летт прижала пальцы к переносице, глубоко вдохнула и закрыла глаза. – Солнышко, нужно так сказать. Иначе будет плохо, очень плохо. Подумают, что ты обидел Кейт.

Родни снова покачал головой.

– Родни не обидел девочку. Девочке не больно. Девочка в темноте. С мамочкой.

Детектив Кейтен оторопело смотрел на них, словно не верил своим глазам.

– Карла, можете забрать Родни домой. Ни на шаг от него не отходите. Повторяю, ни на шаг. Если понадобится, мы вызовем его снова еще сегодня или завтра утром. – Он отвернулся. – Все это очень… странно. Я знаю Родни, только… – Кейтен покачал головой, растерянно взмахнул рукой.

По дороге домой от Родни толку не было: он все так же раскачивался взад-вперед и безостановочно дрожал. Пастор Летт пыталась вытянуть из брата, что ему известно о Кейт, понять, где малышка, но Родни лишь повторял одно и то же. Казалось, он уверен в этом не меньше, чем пастор – в существовании Бога. Пастор понимала: для других слова Родни – бред безумного идиота. Возможно, безумного настолько, чтобы убить ребенка.

И вот сейчас она сидела в машине, смотрела в окно и терзалась воспоминаниями о той ужасной ночи. Пастор закрыла глаза рукой, откинулась на спинку холодного кожаного сиденья и растворилась в самых мучительных воспоминаниях.

Гостиная, еще недавно теплая и уютная, походила на склад. Пастор Летт задернула шторы и села на пол рядом с братом, который окончательно замкнулся в себе. Родни не отвечал на прикосновения сестры, неподвижным взглядом буравил холодный деревянный пол. Пастор повторяла, что он храбрец, полиции не испугался. Называла его хорошим мальчиком, уверяла, что он не сделал ничего дурного. Сердце ее разрывалось от собственной беспомощности. Родни все глубже погружался в свой безмолвный мир, а пастор спрашивала себя: неужели это она сбила его с пути истинного, неужели просмотрела? Чувство вины путало мысли, мешало разглядеть, найти верное решение. Пастор опустилась на колени рядом с раскачивающимся братом и начала молиться. Внезапное прикосновение теплой руки брата она не забыла до сих пор. В ее ушах стоял его наивный голос. «Бог? Бог там?» – спросил Родни, тыча пальцем в потолок. Свой ответ пастор тоже помнила: «Да, Бог там. Бог слышит Карлу».

Пастор Летт с силой ударила по рулю. Как же отчаянно ей хотелось изменить то, что произошло потом! И зачем она только ответила на телефонный звонок!

Трубку она сняла дрожащей рукой: вдруг это Кейтен? Вдруг велит привезти Родни в участок? Разве она сможет? Только в тот страшный вечер позвонил не Кейтен. Пастор Летт услышала хриплый мужской голос. Некто хотел немедленно переговорить с ней с глазу на глаз. Якобы о деле Кейт Пламмер. В душе пастора Летт тотчас вспыхнула надежда. Она согласилась встретиться с тем человеком в церкви, через дорогу от дома. Не хотелось оставлять Родни одного, только в его нынешнем положении других вариантов не было. Он смотрел на свою любимую игрушку, замусоленного плюшевого кролика. Из всего имущества Родни лишь этот кролик пережил переезд из Делавэра в Бойдс.

Перед уходом пастор Летт еще раз поговорила с братом, постаравшись, чтобы каждое ее слово прозвучало убедительно. Следовало вдолбить в голову Родни три основные истины: ему нельзя на улицу, нельзя отвечать на телефонные звонки, и, самое главное, он хороший, что бы ни твердили в полиции. Родни взглянул на нее, ненадолго вынырнув из глубин своего сознания. «Родни понимает, – сказал он и повторил за сестрой: – Родни – хороший. Родни нельзя на улицу».

Пастор приближалась к окутанной тьмой церкви, и на душе ее было немного легче, хотя чувство вины никуда не делось. Она уверила себя, что звонил похититель, решивший покаяться, или человек, что-то видевший. Наверное, тот человек в курсе, что на Родни хотят повесить убийство. Пастор Летт прождала в церкви больше часа – ходила взад-вперед, потела, несмотря на вечернюю прохладу, и следила за своим домом, благо в церкви имелось окно. В итоге пастор решила, что звонивший струсил и раздумал с ней встречаться. Она снова окунулась в линялую сероватую ночь и вошла в свой дом с парадного крыльца – на случай, если Родни заснул в гостиной в задней части дома.

– Родни! – Пастор Летт прислушалась к душной тишине: ни оживленной возни, ни хихиканья, ни радостного «Карла дома!».

Она быстро прошла в гостиную и чуть не потеряла сознание: ее брат неподвижно лежал на забрызганном кровью полу. Ноги ее подогнулись, пастор рухнула на колени, жадно ловя воздух ртом. Фланелевая рубашка Родни пропиталась кровью, в гостиной сильно пахло потом. У пастора закружилась голова. «Нет! – закричала она, подползла к брату и приподняла его безжизненную голову. – Нет, Родни, нет!» Рука Родни сжимала измазанное кровью ухо плюшевого кролика.

Пастор Летт прильнула к тяжелому телу брата и с соленым потоком слез выплеснула всю душу. Следующие ее действия были чисто механическими. Пастор вызвала Ньютона, с его помощью уложила Родни на заднее сиденье машины, укутала одеялом и бросилась обратно в дом. Она взлетела по лестнице, раскрыла шкаф и покидала в чемодан кое-что из одежды. Из гостиной забрала лишь истерзанного кролика и кинулась на кухню. Разбитое окно и грязные следы на полу смотрели на нее безмолвными прокурорами. Пастор запаниковала еще сильнее. Зазвонил телефон, но пастор не ответила, она сбежала через черный ход, оставив дверь распахнутой. Самое драгоценное ее сокровище превратили в кусок окровавленного мяса. Она заберет его домой, туда, где начались их жизни и где закончится жизнь Родни.