Синий город на Садовой - Владислав Крапивин

— Но знака-то такого ни у кого нет! Он как созвездие… Наверно, это так выглядит наше Солнце среди других звезд, если смотреть с их планеты… Я даже на "бэкашке" хотел рассчитать, где она находится, но тут надо астрономию знать…

Нилка сел на край дощатого стола и пригорюнился. Феде стало жаль его: по правде ведь верит в свою звездную заклейменность… Он хотел сказать Нилке что-то утешительное, но тут появилась Оля с бутербродами на тарелке:

— Лопайте… А проявитель залили?

— Нет еще. Тут Нилка нам свой полет показывал, — сообщил Борис. — Знаешь, немножко получается… Нил, покажи!

— Сразу второй раз это не выйдет… — Нилка, довольный, что признали его талант, потянулся за бутербродом, прыгнул со стола. — Надо подходящего момента дождаться.

— Ну, дождись, — разрешила Оля. — Потом вместе полетаем. — Она решила, что ее разыгрывают. А Нилка обиделся. Не так, как раньше, — надуется и вмиг оттает, — а всерьез: влажно заблестели глаза. Он положил на доски бутерброд.

— Чего вы сегодня… такие… Дразнитесь и дразнитесь… Я думал, что хоть вы-то никогда дразниться не будете. Я вам все рассказываю, а вы…

Стыдливое молчание наполнило гараж. Потом Борис осторожно проговорил:

— Нил, да ты что… Мы же не дразним тебя, а шутим. Потому что… ну, друзья же всегда шутят. Вот если бы мы с Федором друг на друга за все шутки обижались, что бы тогда было?.. Среди своих какие могут быть обиды!

Нилка помигал, глянул на всех по очереди. Потупился:

— А я, что ли… совсем уже свой?

— А как же! — быстро сказала Оля.

Нилкины губы шевельнулись в намеке на улыбку. Он затеребил на оранжевой рубашке значок с Карлсоном.

Федя задавил в себе неловкость и сказал:

— Если ты обидишься до конца и уйдешь, у нас же все развалится…

— Кино? — шепотом спросил Нилка.

Борис жалобно возмутился:

— Да при чем тут кино? Все! По закону табурета!

— Какого… табурета? — Нилка опять замигал мокрыми глазами.

— Очень просто! Если у табурета одну из четырех ножек отломать, какой от него прок?

Нилка нерешительно возразил:

— Бывают ведь и с тремя ножками табуреты…

— Так это они с самого начала трехногие! — воскликнул Федя. — А если четырехногий с отломанной ногой, разве на таком усидишь!

— На специальном трехногом тоже плохо! — вмешалась Оля. — Ох, мальчишки, я, как нарочно, вчера об этом прочитала! Стихи!

— Где?! — мигом отозвался Борис.

— У Анны Ивановны. Я к ней утром забегала… У нее старые журналы есть, детские. Еще до революции печатались, с "ятями". И в одном там юмор, называется "Мистер Брет"…

— Ну-ка, рассказывай, — велел Федя.

— Ну… там так. Картинки, и под каждой — строчки…

Потом не помню, но, в общем, он решил вытереть пыль с люстры и полетел с табурета. За люстру схватился. А дальше:

И вывод у этой истории:

Федя засмеялся. Борис сказал:

— Вот. Ясно тебе, Нил?

— Да! — стремительно повеселел Нилка. — Только неясно, зачем он висел-то? Если перед этим стоял на табурете — высота, значит, маленькая…

— Ну, это же так, для смеха… — объяснила Оля. — И вообще, это начало века. Юмор тогда наивный был…

— А про берет — просто для рифмы, — придирчиво заметил Нилка. — Зачем его надевать-то?

— Может, для техники безопасности, — возразил Борис.

— Мистер Брет надел берет! — с удовольствием продекламировал Нилка. Ухватил бутерброд, куснул и прыжком сел на стол. И… с грохотом сбил бачок с заправленной пленкой.

— Мама! — в настоящей панике завопила Оля. Потому что вся сегодняшняя съемка насмарку, да и сам бачок хрупкий!

Но… бывает же в жизни везение! Крышка не отскочила, и сам бачок не раскололся, хотя грохнулся о цементный пол со всего маху… Когда осмотрели, ощупали, Федя сказал с облегчением:

— Ура… А пленку все-таки надо перемотать. Наверно, вылетела из пазов.

Перепугавшийся сперва Нилка быстро обрел хладнокровие. Заявил, жуя колбасу:

— Я в этом отношении ужасно везучий. Старинную чашку грохнул на пол, прадедушкину. И представляете — целехонька. Только маму отпаивали валерьянкой…

— На месте мамы я бы тебя выдрала, — жалобно сказала Оля.

— Подумаешь! — не обиделся Нилка. — Это было бы абсолютно бесполезное мероприятие.

Оля хмыкнула:

— Откуда ты знаешь?

— Откуда! Из собственного опыта! Меня совсем недавно драли как с'сидорову козу!

— Тебя? — изумленно сказала Оля.

Федя и Борис тоже очень удивились. Во-первых, странно было, что Нилка говорит про это с такой легкостью. Во-вторых, вообще не верилось. Казалось, что дома это дитя не знает ни малейшей строгости.

— Да! — энергично подтвердил Нилка. — Мама скрутила газету, взяла меня за шиворот и этой газетой отчистила так, что клочья полетели!

Все с облегчением засмеялись.

— От тебя или от газеты клочья-то? — спросил Борис.

— Какая разница!.. Лупит, да еще приговаривает: "Не суй нос куда не надо!"

— А куда ты совал? — спросил Федя.

— В эту газету и совал! "Семья" называется. Там "Энциклопедия с'сексуальной жизни", специально для детей… Я говорю: "Это же для школьников, смотри сама!" А она: "Там написано, что с двенадцати лет! Дорасти сперва!.." Дорастешь тут с такой жизнью…

Он теперь ничуть не обижался, что все смеются.

— Это, значит, и была твоя специальная литература насчет звездной программы? — спросил Борис.

— Ес'стественно. Где другую-то возьмешь?

Оля посмотрела на мальчишек:

— А что за звездная программа?

Те неловко примолкли. Потом Борис произнес решительно:

— Нил! Надо и Оле рассказать, раз уж мы все заодно.

— А я что… Ну, говорите…

И рассказали о Нилкиной "звездной болезни" Оле.

Она выслушала серьезно. Утешила: