Последний койот - Майкл Коннелли

Потом шли статьи о других процессах, связанных с делами об убийстве. Все их Конклин выиграл. Что интересно, он всегда требовал смертного приговора, и присяжные всякий раз с ним соглашались. Просматривая эти статьи, Босх мимоходом отметил, что в конце пятидесятых Конклин поднялся до должности старшего заместителя окружного прокурора, а в пятьдесят девятом стал его помощником, что считалось одной из самых ответственных должностей в этом офисе. Столь быстрое продвижение по служебной лестнице иначе, как взлетом, не назовешь.

Далее следовал отчет о пресс-конференции, на которой окружной прокурор Чарлз Сток объявил о назначении Конклина главой специальной комиссии, которая должна была заниматься исследованием социальных язв и расследованием преступлений антиобщественного характера, способных подорвать нравственные устои человеческого сообщества, обитающего в округе Лос-Анджелес.

«Я всегда обращался к Арно Конклину, когда нам предстояло разрешить трудную проблему, – сказал окружной прокурор. – И я обращаюсь к нему и на этот раз. Люди округа Лос-Анджелес хотят жить в здоровом обществе, и они, клянусь Богом, его получат. В этой связи я настоятельно рекомендую тем субъектам, которым мы отныне объявляем войну, покинуть эти края. Округ Сан-Франциско вас примет, округ Сан-Диего – тоже, но округ Лос-Анджелес от вас отказывается!»

В течение последующих двух лет в газете «Таймс» под набранными крупным шрифтом заголовками были опубликованы несколько сенсационных статей. Они рассказывали о разгроме силами правопорядка тайных игорных домов, притонов наркоманов, публичных домов и сети уличной проституции. Конклин работал с особой оперативной группой, состоявшей из сорока полицейских, «одолженных» в различных подразделениях ПУЛА. Главным объектом нападок «коммандос Конклина», как газетчики окрестили особую группу, стал Голливуд, хотя тяжкая длань закона гнала и давила плохих парней во всем графстве. На пространстве от Лонг-Бич до безводных пустынь все те безнравственные типы, которые делали деньги на человеческих грехах и слабостях, стали искать спасения в бегстве. Так по крайней мере писали в газетных статьях. Босх, однако, не сомневался, что заправилы индустрии порока, за которыми, как принято было считать, охотились «коммандос Конклина», продолжали свою престижную деятельность, а под пресс закона попадали лишь мелкие сошки, которых было легко заменить.

Последняя статья в подборке, посвященной Конклину, датировалась 1 февраля 1962 года. Там говорилось о его намерении баллотироваться на пост окружного прокурора в ходе предстоящей избирательной кампании, а также решимости и впредь бороться с пороками, подрывающими устои общества. Босх отметил, что значительная часть проникновенной речи, с которой Конклин обратился к избирателям со ступеней старого здания суда, основывалась на хорошо известных постулатах полицейской философии, каковые Конклин или его секретарь, писавший для него тексты выступлений, пытались представить как новые и совершенно оригинальные мысли.

«Люди иногда меня спрашивают: «Какого черта ты так суетишься, Арно? Ведь преступления такого рода обычно не связаны с человеческими жертвами. Что плохого, если человек хочет сделать ставку на тотализаторе или переспать с женщиной за деньги? Где здесь, спрашивается, пострадавшая сторона?» Что ж, друзья, я отвечу вам на этот вопрос, скажу, кого следует считать пострадавшей стороной. Итак, пострадавшая сторона – это мы с вами. Общество в целом. Позволяя такого рода деятельности процветать или просто глядя на это сквозь пальцы, мы тем самым ослабляем себя, ослабляем общество.

Я расскажу вам, как смотрю на такие вещи. Так называемые «мелкие преступления» по отдельности подобны разбитому окну в покинутом доме. Небольшая, казалось бы, проблема, верно? Нет, неверно. Если никто не вставит разбитое стекло, в скором времени наши дети будут считать, что всем на это наплевать, а значит, так и надо. И тогда они сами начнут бросать камни в окна и разобьют еще несколько стекол. Потом на этой улице может случайно оказаться грабитель. Он увидит этот дом, подумает, что людям, живущим здесь, нет дела до чужой собственности, и начнет грабить другие дома, пока их владельцы на работе.

Теперь представьте себе, что на этой улице появляется еще один преступник, начинающий угонять припаркованные здесь машины. И так продолжается день за днем. И вот уже жители поглядывают на своих соседей со скрытой враждебностью. Они говорят себе: всем на все наплевать, с какой стати мне беспокоиться? Потом жители перестают подстригать газоны перед домами и уже не велят детям, шатающимся без дела, чтобы те побросали сигареты и шли в школу. Это, мои друзья, называется медленным разложением. И такое происходит в нашей великой стране повсеместно. Разложение проникает в наши ряды незаметно – как сорняки на огороды. Ну так вот: когда я стану окружным прокурором, я буду выдергивать подобные сорняки с корнем».

Статья заканчивалась сообщением о том, что Конклин выбрал одного молодого «смутьяна» из прокурорского офиса в качестве менеджера своей избирательной кампании. Конклин сказал, что Гордон Миттель увольняется из офиса окружного прокурора и сразу после этого начинает на него работать. Босх еще раз прочитал статью и впился взглядом в слова, значение которых ускользнуло от него во время первого чтения. Они находились во втором абзаце.

«Хорошо известный общественности и избалованный вниманием прессы Конклин впервые за свою карьеру будет баллотироваться на столь значительный пост. Этот 35-летний холостяк, проживающий в Хэнкок-парк, сказал, что давно уже планировал принять участие в выборах и в этой связи заручился поддержкой ушедшего в отставку окружного прокурора Джона Чарлза Стока, который также присутствовал на пресс-конференции».

Босх открыл свой блокнот на странице, где были выписаны в столбик имена возможных фигурантов дела об убийстве его матери, и рядом с именем Конклина написал: «Хэнкок-парк». В общем-то эта информация не представляла особой важности, но, с другой стороны, хотя бы в малой степени подтверждала рассказ Кэтрин Регистер. Впрочем, и такой малости было достаточно, чтобы Босх вдохновился. Он почувствовал, что наконец-то добился хоть какого-то результата в своих поисках.

– Чертов лицемер, – пробормотал он себе под нос, обводя кружком имя Конклина. И продолжал чертить круги вокруг его имени, размышляя, что делать дальше.

Итак, Марджери Лоув в последний вечер своей жизни отправилась на вечеринку в Хэнкок-парк. Если верить Кэтрин Регистер, она должна была увидеться там с Конклином. После ее смерти Конклин позвонил детективам, которые расследовали ее убийство, и договорился с ними о встрече. Однако никаких записей об этой встрече не осталось. Босх знал, что этих фактов недостаточно для каких-либо выводов, но уже сами по себе они подтвердили подозрение, зародившееся у него, когда он просматривал папку с материалами дела. Что-то здесь было не так, не вписывалось в определенные рамки. Чем дольше он об этом думал, тем больше укреплялся в мысли, что чуждым, инородным элементом в этой схеме был Конклин.

Сунув руку в карман висевшего на стуле пиджака, он достал свою телефонную книжку, отправился на кухню, где у него стоял аппарат, и набрал домашний номер заместителя окружного прокурора Роджера Гоффа.