Ватерлиния - Александр Громов

Придется сходить поглазеть, подумал я, меланхолически вертя в пальцах листок. Офицерские гонки – зрелище не столь частое. Разумеется, запасной – это всего-навсего запасной, и быть мне скорее всего рядовым зрителем, а не участником.

А все-таки развлечение. Как-никак не бар, не Джильда и не надоевшие телепрограммы. И даже получше, чем эстрадные шоу заезжих трупп – кстати, давно их не было.

Минуту спустя я поймал себя на том, что нюхаю листок, согнутый желобком, делая это совершенно машинально, а поймав, скомкал бумагу и злобно запустил комок в сторону мусоропровода. Потом подберу. Нет, это уже вовсе ни на что не похоже! Словно я не один в себе, а поселился в моем теле еще кто-то, и мало того, что типичный неврастеник, так еще и наркоман. Позвольте познакомиться, очень приятно!

Шизофрения, вот что это такое. Пойти сдаться медицине? Прямо скажем, радужная перспектива.

И сны…

Я обнаружил себя валяющимся поверх заправленной койки в полной форме и тут же вскочил. Ну, хватит! От дурных снов и мыслей два лечения: либо немедленно напиться и выкинуть что-нибудь внеуставное, надеясь, что кривая вывезет мимо гауптвахты, либо спуститься в спортзал и загонять себя на снарядах до изнеможения. Есть и третий путь: пойти поискать трюмную девку почище, – но это сейчас не по мне.

Поборовшись с собой и одержав победу, первый метод лечения я также отверг и спустился в спортзал.

А поприседай-ка ты под штангой, шизофреник…

Еще на подходе я заподозрил, что иду напрасно. Так и оказалось: в спортзале было полным-полно морпехов, топот стоял такой, что гудели стены, а еще в атмосфере пряно пахло крепким мужским потом, и было жарко – это в нашем-то вечно промозглом спортзале! Небывалое, оказывается, бывает. Ну и ну.

Надышали, земноводные.

Я прислонился к стене и стал смотреть, как морская пехота воюет с мышечной дистрофией. По беговому овалу, держась в строгом кильватере, бодро галопировало не менее полуроты крепких ребятишек, а вторая полурота, схваченная за ноги потными руками, сидела у первой на плечах. Последним в кильватере ехал плотный бритоголовый сержант, то и дело покрикивающий: «Заснули? Колено выше! А ну-ка, покажите, на что вы способны! Раз-раз-раз!…» Лица бегущих однообразно лоснились, раззявленные рты зияли ямами; физиономии же едущих демонстрировали куда более обширную гамму чувств: от сибаритского наслаждения передышкой до явственного осознания недолговечности чистой радости, коей непременно суждено окончиться переменой мест слагаемых в паре «ишак-наездник».

Еще одна рота – не меньше – оккупировала центр зала, упражняясь в костоломстве. Кто-то кого-то бил под дых, а побиваемый держал удары и крякал. Кто-то размахивал ножом, а его противник уворачивался, ускользая змеей. Щуплый с виду капрал, на которого наседали сразу пятеро, демонстрировал редкий, безумно сложный в исполнении стиль «танцующий призрак» и, казалось, «танцевал» в пяти местах разом. Двое морпехов отлеживались на полу, приходя в чувство, – значит, вначале противников было семеро и самое интересное я пропустил.

Ни одного знакомого лица. По забавным эмблемам на рукавах можно было разобрать, что бегающая рота носила гордое имя собственное – «Лихие павианы». Надо думать, свежее пополнение. Что-то много военных становится в Поплавке, к чему бы? Эти, судя по оттенку загара, еще неделю-другую назад тренировались в высадке с моря где-нибудь на атоллах Тихого океана…

Значит, Морж прав? Будем воевать?

Будем так будем. Интересно, с кем? С зоной Лиги? С зоной Унии? С Независимыми? Или со всеми сразу?

Вереница морпехов с товарищами на плечах сделала полный круг по периметру зала и вновь протопотала в метре от меня. Сержант, мазнув по мне взглядом, ударом пятки притормозил тяжело дышащего под ним страдальца.

– Простите?..

Я указал на часы.

– Не хочу быть невежливым, сержант, но мне кажется, ваши люди ошиблись временем. С девяти до одиннадцати по четным числам – время погранфлотилии.

Сержант смастерил сожалеющую улыбку. В ней выразилось все: и должное почтение к старшему по званию, и удовольствие от неподчиненности ему, и легкое презрение морпеха к глубиннику, и даже то, что он возвышается над собеседником на метр. Зато взмыленный парнишка посмотрел на меня с явной благодарностью.

– Извините, лейтенант, вы не в курсе. Нам зачитан приказ командования: все спортивные сооружения и специальные тренажеры Поплавка вплоть до особого распоряжения переданы бригаде генерала Бруна. Еще со вчерашнего дня. Увы, ничем не могу вам помочь. Если имеет место недоразумение, справьтесь у менеджера зала.

Вежливый…

А чего ему лаяться? Не на его горбу ездят.

Я поискал глазами Фабрицио и нашел. Вместо того чтобы следить, как бы эти жеребцы не поломали чего из инвентаря, он смирненько сидел на скамейке у противоположной стены зала и вроде бы дремал. Ну, пусть… Я-то знал, что он не дремлет и закрыл глаза вовсе не оттого, что морпехи ему противны, как всякому флотскому. Тут случай особый, тяжелый. По статистике, у каждого шестого глубинника после десяти лет службы на Капле развивается либо агорафобия, либо, что реже, клаустрофобия. Фабрицио – редчайший случай обоих недугов сразу. Говорят, он слезно упрашивал, чтобы его не списывали, позволили дослужить срок, и командование пошло навстречу. Вот этот зал – единственное на Поплавке место подходящего для него объема. Он тут и спит на раскладной койке…

Видно, иногда ему и здесь бывает тошно, раз закрыл глаза.

Беспокоить Фабрицио я, конечно, не стал и, кивнув сержанту, побрел к выходу. За моей спиной сержант пришпорил бедолагу: «Догоняй, слабак, шевелись, маменькин сынок, не спи, павиан бесхвостый…» Дробный топот ног удалялся.

Куда деть время – вот вопрос. После Джильды в бордель все еще не тянет, да и не то время суток. Вернуться к себе и попробовать поймать по корабельной трансляции какую-нибудь развлекаловку? Обрыдло… Зайти к ребятам из Вспомогательного, понаблюдать за драками бойцовых мышей в дырчатом аквариуме, поставить несколько монет на фаворита? Лень тащиться, далеко.

Может, и вправду пойти напиться?

С этой здравой мыслью я направил стопы в пустующую по раннему времени кают-компанию четвертого отряда и чуть далее – в буфет. Бары еще закрыты, а здесь прежде адмиральского часа водки не допросишься, но пива дадут. Может быть, даже темного.

Насосаться можно и пивом. А нет – спуститься в трюм и у первого же встретившегося жучка купить бутыль контрабандного пойла.

Только один столик был занят – за ним сидел и потягивал пиво рыжий Лейф Бьернсон, являя на всем известной конопатой физиономии картину полного довольства. До сих пор мы с ним пересекались редко – разные смены патрулирования. Не случись со мной ЧП, не пересеклись бы и в этот раз. Пиво он пил из знаменитой на всю флотилию литровой серебряной кружки – позапрошлогоднего приза за победу в гонке.