Тело Папы - Агостино Паравичини - Бальяни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы закончили длинный путь в изучении ритуалов и риторики, связанных с темами физической бренности папы и преходящего характера его власти. Нам нужно обобщить найденное и задаться новыми вопросами.
1. Правильно ли мы поступили, начав с письма Петра Дамиани о «краткости жизни римских понтификов»? Мы думаем, что да.
Этот монах из Фонте Авелланы первым написал о прахе мертвых и о пакле, о самоуничижении и о бренности в письме, обращенном к понтифику. Его рассказ нов, это настоящее открытие телесности папы, понятой во всей ее специфичности. Дамиани указал на важнейшую проблему институционального масштаба: телесность папы свидетельствует о его хрупкости, как физической, так и моральной, но эта телесность, как в жизни, так и в смерти, может быть образцом для всего христианского мира.
2. История доказала его правоту. «Годы Петра» стали константой вплоть до XIX века, о них никогда не забывали. С XI века каждый особо длительный понтификат вынужден был искать оправдание в божественном промысле. Это касается Пасхалия II (1099–1118), Александра III (1159–1181) и даже Пия VI, ушедшего из жизни в 1799 году. То, что антипапа Бенедикт XIII «проправил» дольше св. Петра, оказалось дополнительным поводом для его осуждения. Урбану VIII (1623–1644) предание приписывает утверждение, что «годы Петра» уже не актуальны. В 1871 году, когда Пий IX праздновал двадцать пять лет, впервые в истории папства достигнув этот порог, памятные таблички поместили в нескольких базиликах Города.
3. Удивительно, как быстро тема физической бренности папы и преходящего характера его власти укоренилась в римской литургии и в таких авторитетных текстах, как «Папская книга», всего через несколько десятилетий после письма Петра Дамиани. За несколько десятилетий римское богослужение обогатилось множеством обрядов, нацеленных на самоуничижение. В первой церемониальной книге Римской церкви после Григорианской реформы, XI чине Бенедикта (1143–1145), физическая бренность папы оказывается в центре сразу трех ритуалов: с папирусом, обмоченным в масле, с пеплом и с паклей. Как мы видели, церемонии с пеплом и паклей древнее сочинения Дамиани, но и ритуал с латеранскими креслами с его элементами, подчеркивавшими бренность, возник не позже последних десятилетий XI века. Только папирусные подушки, упомянутые лишь однажды Бенедиктом, невозможно точно датировать в контексте истории папства. Все папские церемониалы XII века уделяют большое внимание самоуничижению понтифика. Ритуализуется вся жизнь папы, от избрания (овладения Латераном) до смерти (папирусные подушки), и эта ритуальность возобновляется ежегодно, во время особо торжественных богослужений – на Рождество, в Пепельную среду и на Пасху, – проходивших в главных римских базиликах: святого Петра, в Латеране и в Санта Мария Маджоре.
4. Такое быстрое распространение ритуалов, на первый взгляд, не слишком льстивших правящему папе, нуждается в объяснении.
Парадоксальным образом, один из ответов кроется в самой сути самоуничижения: оно возникает не для ослабления, а для усиления института. Его риторика и обрядность нужны, чтобы показать «то, что возвышенно», универсализм папской власти, делая акцент на «том, что унижено», на бренности[196]. Не будем забывать, что письмо Дамиани пришло к Александру II сразу после его победы над соперником – епископом Кадало. Автор указывал, что как человек папа должен готовиться к смерти, но как папа он «всеобщий епископ, государь императоров, царь царей», что он «превосходит в чести и достоинстве всякого живущего во плоти».
В этом противоречии между природной бренностью и универсалистским превосходством, как нам кажется, ключ к пониманию того сложного ритуального и риторического дискурса самоуничижения, который мы реконструировали для периода, начавшегося в одиннадцатом столетии.
Неспроста самоуничижение укореняется в римском церемониальном обиходе параллельно с папской же imitatio imperii, масштабно развернувшейся с середины XI века. Ритуализация бренности создала противовес имперскому величию римского понтифика, все больше превращавшегося в «истинного императора». Гробница Сильвестра II теперь возвещала смерть, в то время как папы, один за другим, желали найти последнее пристанище в порфирных саркофагах, как императоры. Здесь оппозицию бренности и власти поддержала даже магия: влага, источаемая гробом и шум костей усопшего папы… В ритуале пакли роль понтифика становится пассивной, что связано с ростом значения коронации: только пассивное участие в ритуале иллюстрирует оппозицию преходящего характера и царственности папского служения. Нетрудно привести и другие примеры. В конце XV века, когда вступление во владение Латераном потеряло символическую силу, ватиканская коронация вобрала в себя образность бренности, прежде ритуально явленную латеранскими тронами: теперь, помимо участия в ритуале пакли, папа должен был посетить погребения усопших предшественников.
5. Письмо Дамиани побудило нас воссоздать удивительный ритуальный и риторический пласт, связанный с персоной папы в ее человеческом измерении. Прежде всего, мы увидели, как родилась риторика «краткости жизни римских понтификов», основанная на непреложном историческом факте: в первом тысячелетии христианской истории ни один папа не правил дольше св. Петра. Затем перед нами возникли две тематических линии ритуалов: бренность папы и временный характер вверенной ему власти. Для позднесредневекового папства краткость жизни, бренность и временность власти – элементы одного порядка. Все три затрагивают папу в его телесном, человеческом измерении, даже если не одинаково касаются его физического тела.
Эта напряженная работа по выработке ритуалов шла в основном внутри института папства, как говорится, силами «сотрудников»: определяющим оказалось участие каноника Бенедикта, составителей церемониальных чинов конца XII века Альбина и Ченчо, всех тех, кто письменно зафиксировал различные жесты и действия. Постоянное переписывание чинов, кочевание из текста в текст и вариации не дали самоуничижению в папской среде рассеяться, но, напротив, адаптировали его к новым условиям. Авторитетные голоса раздавались и извне. Бернард Клервоский, авторы из нищенствующих орденов, Антонин Флорентийский, Санчес Аревало, даже далекие от Рима хронисты вроде Роберта из Ториньи способствовали живучести риторики бренности и кратковременности. О ясновидении гробницы Сильвестра II рассказывают английские источники.
Сам собой напрашивается вывод: темы физической бренности папы и краткость его власти касаются всей Церкви, потому что тело папы принадлежит вселенской Церкви. В этом плане интуиция Петра Дамиани исторически оправдалась.