Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946 - Шарль де Голль

«Да, это верно, появились Вы, генерал де Голль, вокруг Вас сформировалось французское Сопротивление, силы которого вступили в борьбу с нашим общим врагом, вся Франция восторженно приветствует Вас и признает Ваше правительство. Но поскольку у нас вначале не было никаких оснований верить в это чудо, а затем Вы сами стали живым доказательством нашей ошибки, и, наконец, поскольку Вы не церемонились с нами, до сегодняшнего дня мы не очень благосклонно относились к Вам. Но мы воздаем должное тому, что Вы сделали, и рады видеть, как возрождается Франция. Однако как мы можем забыть то, что пережили из-за нее? С другой стороны, зная политическую неустойчивость, подтачивающую французское государство, какие могут быть у нас основания думать, что генерал де Голль еще долго будет в состоянии возглавлять страну? Разве мы не имеем права с осторожностью относиться к тому, что можно ожидать от Франции в деле несения вместе с нами ответственности за завтрашний мир?».

Слушая Гарри Хопкинса, я как будто вновь слышал слова президента Рузвельта, которые он сказал мне о Франции в Вашингтоне, за шесть месяцев до этих событий. Но тогда еще не было Освобождения. Я сам и мое правительство располагались в Алжире. У американцев еще оставался предлог, чтобы усомниться в настроениях во французской метрополии. Теперь же все прояснилось. Всем было известно, что наш народ принимал участие в борьбе и хотел принять участие в победе, все могли определить, чего стоила наша возрождающаяся армия. Я укрепился в Париже, и народ горячо поддержал меня. Но убедило ли это США в том, что Франция способна вновь стать великой державой? Действительно ли они хотели ей в этом помочь? Вот какие вопросы, с французской точки зрения, решали настоящее и будущее наших отношений с Америкой.

Я заявил специальному посланнику президента Рузвельта: «Вы уточнили почему, по Вашему мнению, ухудшились наши отношения. Я объясню Вам, что с нашей стороны привело к такому же результату. Опустим эпизодические и маловажные трения, связанные с ненормальными условиями, в которых развивался наш союз. Для нас главное заключается в следующем: при той смертельной опасности, в которой мы, французы, находимся с начала века, у нас не сложилось впечатление, что США считают свою судьбу связанной с судьбой Франции, что они хотят видеть ее великой и сильной, что они делают все, что могли бы, если бы хотели ей помочь остаться или вновь стать таковой. Может быть, действительно мы этого не стоим. В этом случае Вы правы. Но, возможно, мы снова поднимемся во весь рост. И тогда вы поймете, что ошибались. В любом случае, такое отношение заставляет нас отдалиться от вас».

Я напомнил, что несчастье 1940 было конечным результатом тяжких испытаний, обрушившихся на французов. Однако во время Первой мировой войны Соединенные Штаты вмешались лишь после трех лет борьбы, в которой мы изнемогали под ударами немецких агрессоров. США вступили в войну только потому, что их торговля страдала от немецких подлодок, и сначала попытались добиться компромиссного мира, при котором Франция не возвратила бы себе даже Эльзас и Лотарингию. После поражения Рейха американцы отказали Франции в гарантиях безопасности, которые ей официально пообещали, попытались надавить на нее, чтобы заставить отказаться от территориальных завоеваний и причитающихся ей репараций, и, наконец, оказали Германии всю необходимую помощь для восстановления ее мощи. «Результатом, — сказал я, — стал Гитлер».

Я напомнил о позиции невмешательства, которую выдерживали Соединенные Штаты, когда Третий рейх предпринял попытку подчинить Европу; о нейтралитете, которым они отгородились, когда Франция просила помощи и была разгромлена в 1940; об официальном отказе Франклина Рузвельта в ответ на призыв французского правительства, тогда как было бы достаточно простого обещания помощи, неофициального и неопределенного, чтобы подтолкнуть нашу государственную власть продолжать войну; о поддержке, длительное время оказываемой Вашингтоном французским руководителям, подписавшим капитуляцию, и грубых отказах тем, кто продолжал бороться. «Правда, — добавил я, — вы были вынуждены вступить в войну, потому что в Перл-Харборе японцы, верные союзники немцев, отправили на дно ваши корабли. Колоссальные усилия, которые вы предпринимаете с тех пор, сейчас обеспечивают победу. Будьте уверены, что Франция высоко это ценит. Она никогда не забудет, что без вас ее освобождение было бы невозможно. Тем не менее, пока Франция еще не достигла своего былого могущества, она не может не видеть, что Америка считает ее союзником «второго сорта». Доказательством этого служит тот факт, что Вашингтон поставляет вооружение французской армии в ограниченных количествах. Другим доказательством этого служит то, что Вы сами только что мне сказали».

«Вы разъяснили, — заметил г-н Гарри Хопкинс, — проблемы прошлого резко, но точно. Теперь Америка и Франция стоят перед лицом будущего. Еще раз поговорим о том, как быть, чтобы отныне они действовали вместе и при полном взаимном доверии?» — «Если таковы, — ответил я, — намерения Соединенных Штатов, то я не могу понять, как они берутся вершить судьбу Европы без Франции. Я тем более не могу это понять, что, постаравшись не допустить ее к предстоящим переговорам «большой тройки», они должны будут повернуться к Парижу, чтобы получить его согласие на принятое решение».

Гг. Хопкинс и Кеффри согласились с этим. Они заявили, что их правительство придает очень большое значение участию Франции в Европейской комиссии в Лондоне на равных условиях с США, СССР и Великобританией. Они даже добавили, что в вопросе о Рейнской области Соединенные Штаты были более расположены, чем оба других союзника, урегулировать проблему, как этого хотели мы. По данному пункту я заметил, что вопрос о Рейне не будет решаться США, СССР или Великобританией. Решение, если таковое имелось, могло быть найдено только Францией и Германией. Обе страны долго искали его в борьбе, завтра они, возможно, найдут его в результате мирных переговоров.

В заключение беседы я сказал обоим посланникам: «Вы пришли от имени президента Соединенных Штатов с тем, чтобы прояснить со мной суть наших отношений. Я думаю, что мы это сделали. У французов сложилось впечатление, что вы больше не рассматриваете величие Франции как необходимое для всего мира и для вас. Отсюда та холодность, что вы чувствуете в отношениях с нами и даже в этом кабинете. Если вы желаете, чтобы отношения Америки и Франции строились на другой основе, то от вас зависит, как сделать все необходимое для этого. В ожидании вашего выбора я передаю президенту Рузвельту мои дружеские приветствия накануне конференции, на которую он едет в Европу».

В то время как «большая тройка» собиралась в Ялте, я счел необходимым публично напомнить им о Франции на тот случай, если они о ней забыли. 5 февраля, выступая по радио, я высказал такое предупреждение: «Что касается определения условий будущего мира, мы дали понять нашим союзникам, что Франция, несомненно, не возьмет на себя абсолютно никаких обязательств по тем вопросам, в обсуждении которых она непосредственно не участвовала и не принимала решений на правах, равных с другими союзниками… Я уточняю, что присутствие французских вооруженных сил вдоль всего Рейна, отделение территории на левом берегу реки и Рурского бассейна от будущего немецкого государства, независимость польского, чехословацкого, австрийского и балканских народов являются условиями, которые Франция считает важнейшими… Мы не обеспокоены тем, как мы сможем их обеспечить, потому что нас 100 миллионов человек, объединившихся под французским флагом, в непосредственной близости от интересующих нас целей».