В когтях ястреба - Денис Юрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так бы начиналась сказка, являвшаяся, к сожалению, былью, для которой пока не было написано счастливого конца.
– Напужались, значица, стражнички, но вскоре-то страх их прошел, – продолжал говорить хозяин, все вытирая и вытирая уже мокрым от пота фартуком лоб, – пришли они в храм Мината, чтобы святые отцы им с нечестивцем бороться помогли… Те, конечно же, согласились. А как же иначе, ведь это их забота – люд праведный от всякой погани защищать. Пока темно, к особняку баронскому соваться не стали, поскольку ночью чары колдовские сильны, а вот только утречка дождались, сразу же и отправились. Молитвы, как положено, сперва отчитали, а там и за факелы взялись… Загорелся дом ярким пламенем, да только горел-горел, а никак не сгорел…
– Это как? – спросил Штелер, брезгливо ковыряясь вилкой в остатках торопливо зажаренной куропатки.
– Да вот так… – повысил голос толстяк, но тут же, испугавшись, вновь перешел на вкрадчивый шепот: – Дымина валит, огонь пылает, стены аж жаром пышут, а не валятся, всё стоят и стоят, окаянные… Опоздали святые отцы, заколдован дом уже был, и сколько священники молитв ни читали, а чары нечестивые ни днем ни ночью снять не смогли. Подождали солдатики, пока пламя стихнет, да вовнутрь ворваться пытались, только двери все заперты накрепко, и сколько их выбить ни тужились, все зазря. Даже орудия подкатили, думалось мне, что в щепу дом проклятый разнесут, но ядра от стен, слизью мерзкой покрытых лишь отскакивали и обратно летели, чуть самих себя стражники не поубивали.
– Ох, дружок, что-то кажется мне, что ты слегка привираешь… Не может такого быть!
– Ага, а ты из окошка, мил-человек, выглянь да убедись! – разозлился обиженный недоверием толстяк. – Уж че токмо с доминой этим проклятым ни делали, каких только святош ни вызывали! Из самого Мальфорна святые отцы приехали, служители святой инквизиции пожаловали, да только все без толку, стоит домина, и все тут… Но вот что странно, – хозяин согнулся над столом так низко, что его жиденькая бороденка перепачкалась в жире многострадальной, давно остывшей дичи. – Колдун за попытки дом его разрушить совсем даже и не мстит… Ему как будто все равно, что его из пушек расстрелять да заживо запалить пытаются.
– Конечно, все равно, – презрительно хмыкнул моррон, – поскольку ничего у вас не выходит, да и дом-то не его, а баронов ванг Штелеров.
– Ты, мил-человек, нездешний, поэтому совет тебе добрый дам! Ты имя изменщика лучше не поминай, а то услышит кто не тот, в каталажку надолго попадешь, а то и на каторгу отправят… Что же особняка касаемо, так он уже года два как маркизу Варсану принадлежит… Повезло же вельможе, вовремя путешествовать отправился, а то в пленники к колдуну угодил бы. Слухи ходят, что нечестивец этот – сам барон ванг Штелер и есть, но только не изменщик, чье чучело на площади копьем пыряют, а один из предков его…
– А кто именно – не говорят: дед, а может быть, прадед?! – с насмешкой спросил барон.
Злость уже давно не душила Аугуста, она куда-то ушла, уступив место бессильной иронии. Что бы ни случилось в городе в ближайшие десять лет, во всем будут обвинять самого барона или его предков. Появился колдун – это покойный ванг Штелер из могилы поднялся и мстить за позор принялся; окажется дочь герцога незаконнорожденной – предатель полковник в юности пошалил…
– Вот чего не знаю, того не знаю, – на полном серьезе ответил хозяин, не почувствовавший в интонации вопроса издевку. – Может, Штелер, а может, и нет, только кажется мне, недаром он в особняке том поселился…
– Ладно, а дальше-то что? Колдун-то пошаливает или смирно в доме сидит? Как вы с ним боретесь?
– Знали бы как, так давно бы уже мерзавца извели, – с печалью вздохнул толстый трактирщик. – Дом его неприступной крепостью стал, и как в нее попасть или разрушить, никому не ведомо. Сам же он, ирод, над попытками стражи лишь насмехается. Говорит, что в дом сможет войти лишь хозяин, тот, кому он по праву принадлежит. Герцог за маркизом посылал, да только гонец, подлец, чересчур болтливый попался. Вельможа ведь не дурак – по доброй воле на верную смерть возвращаться! На люди злыдень-колдун не показывается, но все ведает, что в городе происходит, и людей за проступки жестоко карает: на кого порчу напустит, а на кого мертвецов натравит. Нет на него управы, только вот святая водица во рву да кресты с цепями серебряными чуток помогают… Слава Небесам, один из инквизиторов присоветовал.
– Это как? – удивился моррон, знавший о многих ритуалах инквизиции, некоторые из которых даже помогали бороться с нежитью, но о таком странном способе слышавший впервые.
– Ну, я толком не знаю, – развел руками корчмарь, – но вот шурин мой слышал, как святые отцы господам офицерам объясняли. В общем, колдун-то сам в доме сидит, а наружу по ночам чары посылает. Водица святая их впитывает и ослабляет, а цепи да листы из Святого Писания их обратно к колдуну отсылают. Если поутру листки пожухли совсем иль дотла сгорели, значица, чары колдовские чересчур сильны оказались и наружу проникнуть сумели, а если…
– Пусть так, – махнул рукою Штелер, отчаявшийся услышать что-нибудь толковое и уже порядком подуставший от додумок, выдумок и прочего бреда. – А герцог-то сам почему Вендерфорт не покинул или ему по нраву соседство новое пришлось?
– Да что ты, мил-человек! – интенсивно замахал руками корчмарь. – Да какому же честному человеку такое понравится, тем более ГЕРЦОГУ?! Как только напасть приключилась, так в первый же день все господа благородные, горожане уважаемые да купцы уехать пытались, да только куда там… колдун строго-настрого всем жителям запретил надолго из города отлучаться. А коли кто больше трех дней отсутствовать будет, так гнев на себя навлечет!
– Ага, запретил, а люди добрые нечестивца так и послушались, – усмехнулся Штелер, все меньше и меньше доверявший рассказчику.
– А деваться куда? Как тут не послушаться? – обиделся корчмарь. – Ты город покинешь, а он порчу вдогонку пошлет или с семейством твоим что сотворит. Силен колдун, от его чар и далече не скрыться! Боятся люди, да и я сам со страху трясусь. Вон глашатай его, что ко мне заходить повадился, – наконец-то хозяин заговорил о проклятье, постигшем его заведение, – слышал, поди, как он гостей в проступках уличил. Так ведь правда все, вот руку на отсечение даю, чистейшей воды правда, глашатаи чернокнижника проклятого никогда не врут! Попались господа хорошие, один на подкупе судьи, другой на краже… Ты что же думаешь, они проступки свои исправлять не кинутся? – хмыкнул корчмарь, активно жестикулируя и подпрыгивая на стуле. – Да завтра же побегут: один земли, у соседа отнятые, обратно отписывать, а другой казну из собственного кармана пополнять! Жизнь да душа бессмертная всяко дороже богатства!
– Ну а что же за грешок за тобой водится? От какого проклятья я тебя избавил? – спросил напоследок барон, решивший закончить изрядно поднадоевший разговор, из которого уже все равно вряд ли бы нашлось что почерпнуть.
– Да было дело, – потупив взор, замялся толстяк, но в конце концов не решился скрыть от спасителя правду. – Ты сам, мил-человек, слышал, как музыкантишка тот играл, инструмент лишь терзал… Просился он ко мне гостей развлекать, я же его прогнал. Потом еще раз пожаловал, на любую работу просился, бедняга, полы иль посуду мыть, фартуки стирать, видать, совсем жизнь его прижала. А я, дурень, злой на него был да чиновниками из управы задерганный, – в общем, велел я слугам парня взашей прогнать. Он же, как назло, с голодухи в тот день и преставился. Колдун, конечно же, меня в смерти его обвинил, ведь парень ко мне последнему за помощью обращался. Вот уже второй месяц пошел, как мертвец ко мне в гости захаживал да посетителей, мирно откушивающих, в грехах обличал. Как только господа благородные о том прознали, так сразу же сюда ни ногой! Кому же охота на себя проклятье накликать?