Человек за шкафом - Олег Рой

Родители тоже считали недели до возвращения старшего сына.

– О, господи… – говорила Ольга, с тоской глядя на календарь. – Уж скорей бы… Я, кажется, за это время лет на двадцать постарела. И понесло же его в этот проклятый Афганистан!..

Илья отмалчивался. У него начался в жизни очень непростой период. Он стал главным в семье – но никак не мог понять, рад ли он этой роли и вообще, нужна ли ему семья. Много лет он жил на положении примака, что не могло не задевать его – даже несмотря на хорошее отношение родителей Ольги. Степан Егорович симпатизировал зятю, но не особенно прислушивался к его мнению, для Татьяны Сергеевны и Оли главным авторитетом всегда был Назаров, а не Илья. Из-за этого Илья чувствовал себя в семье не очень уютно. Недомужчиной, слово которого никогда не считалось главным. Будучи человеком скрытным, он не показывал никому, что творится у него в душе, никогда не заговаривал на эту тему с Олей, а просто несколько отстранился от семьи, предоставив жене и тестю с тещей заниматься детьми и решать вопросы, на которые сам, как чувствовал, повлиять не мог. Это, конечно, задевало его самолюбие, – но Илья уговаривал себя, что так гораздо спокойнее. Он знал, на что шел, когда женился на дочке генерала. Иначе и быть не могло.

Так что Илья четко придерживался выбранной линии поведения до тех пор, пока Андрей со свойственным его возрасту юношеским максимализмом не надумал отправиться в Афганистан. Илья, разумеется, был категорически против этого, но посчитал, что изменить все равно ничего не сможет. Надо было вмешиваться раньше, когда тесть сызмальства поощрял желание внука стать военным… Если бы Илья имел больше влияния на семью, он смог бы вовремя переключить внимание Андрея, заинтересовать наукой или искусством. Но Ольга чуть что, при любом разногласии, становилась на сторону отца. Так было и в этот раз. Временами Илья чувствовал, как внутри закипает бессильная злоба – не только на покойного тестя, но и на себя. В эти минуты он ругал себя за то, что оказался слабаком, смирился с ситуацией, уступал тестю в решении важных вопросов, позволил сыну совершить его глупое геройство… Одна радость – до приказа о демобилизации оставалось недолго. Последнее время письма от Андрея приходят реже, но они все же приходили. А значит, старший сын жив, здоров и, есть надежда, скоро будет дома.

И вот наконец-то радостная весть – в газете «Красная звезда» опубликовали приказ министра обороны СССР о демобилизации. А спустя некоторое время пришло письмо от Андрея, где тот сообщал, что надеется быть дома к ноябрьским праздникам.

– Ну, слава тебе господи… – выдохнула Ольга, пробежав глазами размашистые строки на листке в линейку.

– Сплюнь, Оля! – тут же предупредила Катерина. Это она принесла письмо – хоть уже и не работала у Рябовых, но по многолетней привычке все равно сама брала по утрам их почту из ящика. – Сплюнь три раза! И о дерево постучи!

Однако магический ритуал не помог…

К приезду Андрея готовились больше и тщательнее, чем к приему на высшем дипломатическом уровне какой-нибудь коронованной особы. Ольга, воспользовавшись папиными связями, достала всевозможных деликатесов и несколько раз сама и вместе с Ильей ездила на Центральный и на Тишинский рынки за фруктами, свежими овощами, хорошим мясом. Большой двухкамерный холодильник был постоянно забит под завязку – неизвестно же, в какой день вернется Андрюша, так надо, чтобы все было готово к его появлению. Мальчик же наверняка голодный приедет, неизвестно, чем их там кормили…

По приказу хозяйки домработница Роза накрахмалила скатерть, почистила столовое серебро, ополоснула от пыли праздничный немецкий сервиз «Мадонна» и лучшие бокалы – темно-синие, кобальтового стекла, годами дремавшие в одной из горок. В квартире навели идеальную чистоту.

– Приедет, наверное, сразу жениться захочет, – говорила Оля, отгибая угол одеяла на кровати Андрея и придирчиво осматривая свежее постельное белье. – Они все после армии женятся, и большинство – как тот первый блин, комом…

– Ну, ничего, это мы переживем, – отвечал Илья. – Знаешь, Оля, хотел тебе сказать…

Но жена, захлопотавшись, его даже не слушала.

– Роза! – кричала она. – Смените белье на постели Андрея. Я передумала, мне этот комплект не нравится. Возьмите тот индийский, с синим и золотым узором!

Ноябрьские праздники приблизились, настали, миновали… Однако Андрей все не появлялся и известий от него не было. Родные сначала встревожились, потом заволновались, затем и вовсе потеряли покой. Наконец, Ольга, измучившись в ожидании, снова обратилась к сослуживцам отца, чтобы ей помогли поскорее навести справки. И тогда в дом пришла страшная весть…

Выяснилось, что колонна грузовиков, в которых безоружные дембеля ехали в Кандагарский аэропорт, наткнулась на засаду душманов. Часть машин осталась невредима, но некоторые попали под обстрел. В том числе и тот грузовик, в котором ехал старший сержант Андрей Рябов. Цинковый гроб, запаянный, без окна, доставили грузом через неделю. Его поставили в гостиной, на то же самое место, где еще так недавно стояли, сменив один другого, сначала гроб Степана Егоровича, а потом Татьяны Сергеевны.

Когда сообщили о смерти брата, шестнадцатилетний Антон впал в состояние, близкое к прострации. Он просто отказался верить в происходящее. Чтобы не видеть белое, как мел, лицо отца, не слышать, как мать днем и ночью не просто плачет, а воет над запаянным гробом, точно раненый зверь, Антон прятался за шкафом и просиживал там долгие часы. Ему там было уже тесно, не повернуться, но он так и стоял, почти не шевелясь, прижавшись к стене и упершись лбом в стенку шкафа. Стоял и уговаривал себя, что все неправда, просто дурной сон, который надо переждать. Вот он проснется – и все будет по-прежнему. Дома будут и Андрей, и дедушка, и бабушка, они снова соберутся за большим столом, будут пить чай, разговаривать, смеяться – и все будут счастливы… Но проснуться, увы, никак не получалось.

Когда людей постигает общее горе, лишь у немногих получается объединиться и выстоять, поддерживая друг друга. Большинство людей несчастье, к сожалению, разъединяет, а порой и делает врагами. Именно так случилось с Ильей и Ольгой. Дня два они почти не разговаривали друг с другом, каждый пытался сам справиться со своей болью и настолько был этим занят, что не замечал ничего вокруг. А потом вдруг Илья вышел из ступора и сорвался. Резким движением он сбросил со стены портрет Степана Егоровича, который Ольга после смерти отца повесила в гостиной, и принялся топтать ногами, давя в мелкую крошку стекло, точно первый осенний лед. Илья кричал, что ненавидит Назарова, что всегда его ненавидел, что он один виноват в смерти Андрея. Что, если бы Назаров с детства не поддерживал в нем идею стать военным, Андрей увлекся бы чем-то другим и вырос бы нормальным человеком, поступил бы в вуз, как все дети, и сейчас был бы жив…

И Ольга, которая сама была на пределе, тоже начала кричать в ответ, что не надо все валить на отца, что тот, конечно, не остановил вовремя Андрея, хотя мог бы это сделать, но, по крайней мере, всю жизнь был настоящим мужчиной, а не тряпкой, как он, Илья, который вообще ни на что не способен, не принял в жизни ни одного решения, не совершил ни одного хоть сколько-нибудь значимого поступка и даже докторскую не смог защитить. Про докторскую это был удар ниже пояса, потому что сама Ольга свою докторскую защитила несколько лет назад, а у Ильи это все никак не получалось, слишком много было проблем и препятствий.