Дети Эдема - Джоуи Грасеффа

– Да какая разница – что угодно! Просто накинь на себя что-нибудь. – Мама совершенно обезумела. Мои одежды летают по комнате, она подхватывает их, сворачивает в узел, распихивает по сумкам. – Живо! Одевайся! – Она бросает мне шафраново-оранжевую тунику с поясом и блестяще-золотистые школьные брюки Эша.

Я медленно натягиваю их и поворачиваюсь спиной, чтобы снять ночную рубашку. Туника сшита из мягкой ткани, имитирующей нежнейшую замшу. Раньше я никогда ее не надевала. Мама купила ее только неделю назад, даже ценник сохранился. Сумма – запредельная.

Я стою с задранной до головы рубашкой, и в мозгу у меня копошится какая-то мысль… пока неясная.

– Живо! – снова рявкает мама, и тут я понимаю, насколько ей страшно. Мысль, та самая, еще не сформировавшаяся, исчезает. Я затягиваю пояс на тунике, поворачиваюсь и опускаюсь на колени рядом с мамой, которая отнимает у меня сейчас всю мою жизнь.

– Мам, успокойся хоть на минуту и объясни, что происходит. – Я стараюсь говорить спокойно, миролюбиво, но и меня заражает застывший в ее глазах откровенный страх. Она делает глубокий вдох, за ним еще один, словно прикидывая, что можно рассказать, а чего мне знать не надо.

– Говори все, – настаиваю я.

– Наш друг в Центре только что передал, что там стало известно о втором ребенке. Подробностей он и сам не знает, так что понятия не имею, как им вообще удалось до этого докопаться, но в любом случае нам грозит большая беда.

О, Великая Земля! Какая же я эгоистка! Все это время я только и думала что о себе, о том, как сделаться самой собою, вырваться из заточения, начать познавать мир, сдружиться с кем-нибудь впервые в жизни. Я прилагала усилия к тому, чтобы не быть пойманной, но думала только о том, чтобы не поймали меня. На этот риск я была готова пойти – то есть себя подвергнуть риску, – ибо верила прежде всего в собственные силы и еще – в Ларк.

Но о том, чем все это может обернуться для моей семьи, я всерьез не задумывалась. Что с нею будет, если меня поймают? Где-то в дальнем уголке сознания мысль о такой возможности шевелилась, но это был сугубо логический расчет, а не подлинный, лично пережитый страх.

А теперь, глядя в безумные глаза матери, я понимаю, что могла натворить. Какие беды навлечь на нее, на Эша, на отца.

Да, но как люди в Центре узнали про меня? Если меня засек какой-нибудь сканер или бот, мне бы ни за что не ускользнуть от зеленорубашечников. Они не дали бы мне ни единого шанса добраться до дома. Если бы меня и впрямь засекли и взяли на заметку, это сразу бы стало известно мне самой. Просто потому, что реакция была бы мгновенной и беспощадной.

Остается только одна вероятность – меня кто-то выдал. Кто-то, с кем я поделилась своей тайной. Тот, кому я верила.

Я качаю головой. Нет, это не Ларк. Это не может быть Ларк. Никогда бы она не пошла на такое. Я думаю о том, как горели ее глаза, когда она рассуждала о проблемах Эдема, о неравенстве, о несправедливости. Я вспоминаю, как она смотрела на меня, нежно, с любопытством.

Нельзя даже думать о такой возможности, говорю я себе. Но и не думать – значит быть дурой.

Однако сейчас надо прежде всего успокоить маму и хоть как-то разобраться в том, что на самом деле происходит.

– Неужели действительно надо срываться с места вот так, сразу? – Я успокаивающе поглаживаю ее по руке. – Что, за мною и впрямь придут прямо сейчас, в эту самую минуту?

Дрожа всем телом, она глубоко вздыхает.

– Нет. Может быть, и нет. Друг сказал только, что в Центр поступили сведения о втором ребенке, замеченном в этом круге. – Она накрывает ладонями мою руку. – Послушай, ты же ничего такого себе не позволяла? Знаю, что иногда ты взбираешься на стену и выглядываешь наружу. Но ведь ты делаешь это незаметно, правда?

Я сконфуженно опускаю голову. Мама, мама, – хочется мне сказать, – знала бы ты, что я на самом деле себе позволяю.

– Я все думала: надо сказать тебе, что не стоит этого делать, – продолжает она. – Но ведь я понимаю, каково тебе приходилось все эти годы. Я не хотела лишать тебя этих жалких крох свободы и возможности хоть чуть-чуть прикоснуться к миру. Ведь это такая малость в сравнении с тем, чего ты заслуживаешь.

– Извини, мам… Я… Не думаю, что меня кто-то мог заметить.

Ну да, всего лишь какой-нибудь зеленорубашечник и Ларк, а может, и кто-то еще. Нет, ну как можно было быть такой дурой, такой эгоисткой?

– Вряд ли тут дело в том, что ты что-то не так сделала. Может, даже ты вообще здесь ни при чем. В Эдеме есть и другие второрожденные. Наш друг не думает, что они целят в кого-то конкретного, просто ему стало известно, что в нашем круге ищут второрожденного. И найдут, конечно, это просто вопрос времени. Но когда явятся сюда, здесь не останется ни единого следа твоего пребывания. Тебя не было и нет.

Я киваю. Все ясно. Это удар, и я понимаю, что, где бы я ни оказалась, придется на какое-то время залечь на дно, но когда охота закончится, и закончится безрезультатно, меня не найдут, появится возможность снова увидеться с семьей. И с Ларк (если только она… нет, этим путем я пойти не могу).

– Извини, все это так внезапно. Я думала, у нас будет больше времени. Есть кое-что… Ладно, об этом позже. Сейчас я везу тебя ставить импланты, а потом ты сразу отправляешься к приемным родителям. О, сколько же мне надо тебе еще сказать! – Она обвивает меня руками, и на миг я снова чувствую себя ребенком, маленьким ребенком, которому нечего бояться в материнских объятьях.

– Ничего, все нормально, – успокаиваю ее я. – Понимаю, должно пройти время, но когда я вернусь, ты сможешь…

Я немею под ее взглядом.

– Рауэн, может случиться так, что ты вообще никогда сюда не вернешься.

Возникает чувство, будто я болтаюсь в воздухе, уцепившись за верхний край стены, высокой, как гора, и пытаясь нащупать единственный ускользающий выступ. Я хватаюсь за соломинку.

– Ты хочешь сказать, что надо дождаться, когда это будет безопасно?

– Да нет, любовь моя, никогда. Может быть, ты никогда не вернешься домой. И никогда никого из нас больше не увидишь.

Пальцы мои разжимаются, и я лечу в пропасть.

Она рассказывает, как долго и упорно они с папой искали для меня приемных родителей, и вместе с ними – шанс на совершенно новую жизнь, где я буду самою собой, как все другие, смогу разгуливать по улицам Эдема как свободная личность. Я тупо вслушиваюсь в ее рассказ, как именно удалось найти мне новую семью, – то, чего я раньше не знала. Я думала, меня возьмут по любви, из готовности служить какому-то делу, из веры в то, что у всех людей есть право на жизнь. Оказывается, нет, все упирается просто в деньги.

Точно так же, как моя семья скрывала меня – лишнего ребенка, – иные семьи, в надежде на приработок, скрывают тот факт, что их единственный, законный, ребенок умер. Вместо того, чтобы сообщить об этом в Центр, они изо всех сил стараются представить дело так, что он вполне здоров и благополучен. Могут сказать, что он перебрался в другой круг, чтобы присматривать за бабушкой. Мол, она заболела и редко выходит из дома. Они держат место отсутствующего ребенка вакантным, постоянно поддерживая связь с черным рынком, где им подыщут другого ребенка, взамен умершего. Естественно, семье заплатят за него огромные деньги. Только и надо, что поместить его в совершенно новый круг, если, конечно, новым родителям достанет ума скрыть источник своего обогащения.