Жить и умереть свободным - Сергей Зверев

Новый начальник полиции вел себя на удивление тактично, не спрашивал у Каратаева лишнего. Вопросы были исключительно протокольными: «где и при каких обстоятельствах последний раз видел гражданку Дробязко?», «были ли у погибшей люди, которые испытывали к ней личную неприязнь?», «с какой целью Дробязко отправилась в Хабаровск?»… Охотник отвечал честно и без утайки – ему нечего было скрывать.

Узнав, что Таня ждала ребенка, майор заметно помрачнел.

– Миша, извини, – произнес он после долгой и выразительной паузы. – Не для протокола, а как мужик мужику… Ты ведь это так не оставишь?

– Что именно?

– Смерть твоей невесты… и вашего нерожденного ребенка.

Каратаев мельком взглянул в свое отражение на стекле и механически отметил, что у него появилась первая седина.

– Буду их искать, – произнес он, тяжело перемалывая слова языком. – Только вот надо хорошенько прикинуть, где те уголовники в тайге могут скрываться.

Будько подошел к двери, на всякий случай выглянул на коридор и, убедившись, что там никого нет, плотно прикрыл двери.

– Так вот мой тебе совет. Если встретишь в тайге эту мразь – не спеши их глушить прикладом и тащить ко мне в райотдел. Пристрели лучше на месте, и всех делов… А я, если что, всегда могу подтвердить, что в это самое время сидел с тобой в твоем зимовье. Думаю, мы с тобой друг друга правильно поняли.

Каратаев и сам понимал, что он как мужчина должен спросить с тех подонков за смерть беременной невесты. Однако не спешил делиться этими соображениями с новым начальником. Не потому, что не доверял, – просто требовалось хоть как-то собраться с мыслями и прийти в себя. Да и слепая жажда мщения – не самый лучший советчик.

Как бы то ни было, но Будько даже снабдил Мишу служебной ориентировкой на зэка Астафьева и зэка Малинина, присовокупив при этом, что, по его подсчетам, в окрестностях Февральска вот-вот должна появиться группа захвата УФСИНа.

– Я тебе свою точку зрения озвучил, а дальше думай сам! – напутствовал он охотника.

Целые сутки Миша провел в своем зимовье безвылазно. Лежал на кровати, крытой медвежьей шкурой, и, не в силах даже пошевелиться, просто смотрел в потолок. Затем подымался, убирал зимовье, рубил дрова, кормил собаку, но делал все это совершенно механически. Он пытался сосредоточиться на домашних делах. Но, несмотря на всю свою выдержку, сделать это таежный охотник не мог. Действительность смешивалась с бредовыми снами, и только уже много времени спустя удалось ему восстановить истинные события во всей их последовательности. Перед глазами постоянно возникало лицо Тани, в голове по-прежнему звучал ее голос: «Мне кажется, что у нас будет ребенок!..» Отогнать это видение не было ни сил, ни желания…

Прошло немало времени, прежде чем таежный охотник осознал очевидное: сколько ни вспоминай невесту, а ее уже все равно не воротишь. Жизнь не останавливается даже на смерти самого дорогого и близкого человека. Пришло время действовать.

Теперь предстояло прикинуть, где могут скрываться беглые уголовники. По мнению Миши, их следовало искать где-то в радиусе двадцати километров от Февральска. Как ни крути, а сбежавшим с зоны зэкам рано или поздно надо наведываться в поселок за продуктами, табаком и спиртным. Однако неподалеку от Февральска было слишком много мест для укрытия: старые зимовья, полуразвалившиеся староверческие скиты, покинутые сталинские лагеря с развалившимися бараками, вагончики геологических партий и даже несколько брошенных военных баз… К тому же даже самыми лютыми зимами в тайге регулярно промышляли китайские браконьеры-лесорубы, а это означало, что Астафьев и Чалый вполне могли прибиться и к ним.

Как бы то ни было, таежному охотнику теперь предстояло пройти по заснеженной тайге несколько сотен километров и прочесать десятки мест, где беглецы могли укрываться. И все время отслеживать малейшие следы в зимней тайге.

Сборы в долгий поход начались с вечера. Перво-наперво Миша тщательно почистил карабин, заправил патронташ патронами. Запасся необходимыми продуктами, чтобы не тратить драгоценное время на охоту. В рюкзак легло десять банок тушенки, сало, чеснок, хлеб, баллончик с бензином, рулон пищевой фольги, спички в целлофановой обертке и запасной комплект теплого белья. Сверху лег скрученный спальник. Самодельный нож из клепаной стали, зажигалка и топорик с короткой рукоятью также, по мнению охотника, были бы нелишними в тайге.

Пес Амур был накормлен, как и положено перед долгим таежным переходом, на ночь. Хозяин зимовья растопил баньку и, хорошенько пропарившись перед походом, отправился спать.

Едва за окнами зимовья забрезжил серый мартовский рассвет, Каратаев вышел за порог зимовья. Деревья застыли в холодном оцепенении. Ветра не было, и это предвещало хорошую погоду. Стоя на крыльце, опытный охотник чутко слушал все предутренние лесные звуки: вой волков на далекой поляне, осторожное тявканье лисиц и первые, еще неуверенные удары проснувшегося дятла, раздававшиеся в тишине леса так музыкально, будто долбил он не древесный ствол, а гулкий барабан.

Надев лыжи, Миша отправился в дремучую тайгу. Пес бежал позади по утрамбованной лыжне. Путь охотника лежал к старому зимовью, находившемуся неподалеку от железной дороги. По подсчетам опытного таежника, беглые уголовники, скорее всего, скрывались именно там. Уж если беглый уголовник Астафьев в свое время обитал в Февральске, он наверняка мог знать о существовании именно этого зимовья.

Миша прекрасно помнил дорогу до той избушки – ведь еще лет восемь назад она была обитаемой, там жил его дальний родственник, тоже промысловик. Но охотник тот давно уже умер… Мало кто знает, сколько невзгод и лишений, сколько подводных камней ждет людей, осмелившихся бросить вызов тайге! Болезни, дикие звери, травмы, а главное – чудовищное одиночество бесконечно долгими зимами страшно ломают судьбы таежников…

Едва приблизившись к заброшенному зимовью, Миша сразу определил, что еще недавно тут были люди. Не исключалось, что и теперь в избушке на сваях кто-нибудь есть, да только долго не выходил наружу. На это указывал целый ряд косвенных признаков: протоптанная, но уже запорошенная вьюгой тропинка, вьющаяся к крыльцу, несколько задубевших на морозе окурков, старое жестяное ведро с ржавыми пятнами на снегу… Оставив Амура у крыльца, Каратаев передернул затвор карабина и осторожно толкнул дверь зимовья. Она оказалась незапертой.

Догадки охотника полностью подтвердились. Это давно заброшенное зимовье было обитаемым еще какие-то сутки назад. Об этом свидетельствовали и свежие грязевые потеки от обуви, и водочная бутылка с остатками спиртного на дне, и тяжелый запах, какой всегда бывает в непроветриваемом помещении. Рядом с самодельной буржуйкой лежали оттаявшие дрова, а сама печь, казалось, еще хранила недавнее тепло. Даже угольки в ее жерле еще были чуть-чуть теплыми.

Бомжи вряд ли бы стали забредать в такую дремучую глушь, чтобы просто переночевать. Ведь в Февральске было немало брошенного жилья, куда более безопасного и комфортного. Вряд ли бы в этом зимовье останавливались какие-нибудь другие охотники; они бы наверняка не нагадили в чужом жилище. Каратаев был почти что уверен, что в брошенном зимовье скрывались Астафьев и Малинин. Поискав глазами, он обнаружил дырявую рукавицу – видимо, ее забыл кто-то из беглых уголовников. Это была весьма ценная находка – ведь в случае чего Амур смог бы взять след.