Северная Русь: история сурового края ХIII-ХVII вв. - Марина Черкасова

В уставной грамоте Спасо-Прилуцкого монастыря 1599 г. размеры свадебных пошлин приказчиков с крестьянских браков зависели от их очерёдности и характера: с первого 1 алт., с двоежёнца 2 алт., а выводная куница гривна (10 коп.). В вотчине Павло-Обнорского монастыря по уставной записи 1633 г. такая же по величине выводная пошлина сопровождалась ещё подношением приказчику «тиунского гуся и блюда пирогов» с соответствующими эквивалентами: за гуся 8 ден., а за пироги 2 ден. «Дары тиунские» полагались и доводчику: «с новожённого отрока» и с троежёнца 4 и 6 ден. соответственно. В наказной памяти властей Павло-Обнорского монастыря приказчику села Фроловского в том же 1633 г. размер «вывода» за волость определялся договором сторон («по зговору»). Приведённые сведения подтверждают правоту комментария А. Г. Манькова к 19-й статье XI главы Соборного уложения о выводе как старинном институте обычного права (в 1649 г. он впервые был внесён в общегосударственный кодекс) и подключении приказных слуг в вотчинах (иногда и сельских старост) к его взиманию.

На этапе юридического оформления крепостного права в России проблема крестьянских браков стала предметом пристального внимания государства. Его она интересовала в связи с ростом крестьянского бегства и общим принципом обязательного письменного закрепления владельческих прав на крестьян в межфеодальной сфере («впредь для спору»). Вот почему в 19-й статье XI главы Соборного уложения 1649 г. речь шла о выдаче вотчинниками и помещиками крестьянским девкам и вдовам отпускных, в которых должны были фиксироваться размеры «вывода».

До широкого распространения крестьянских отпускных на замужество были известны отпускные памяти/записи в отношении освобождаемых на волю холопов (рабов). В Уложении царя Василия Шуйского от 9 марта 1607 г. содержалась статья о выдаче отпускных на волю холопам (парню свыше 20 лет, девке свыше 18 лет, молодой вдове по истечении двух лет, как умер её муж) светской администрацией (казначеями, наместниками, судьями), если холоповладельцы удерживали их от вступления в брак. При этом аргументация законодателя весьма красноречива: «Не держи неженатых под закон божий и правила святых отец, да не умножится блуд и сквернодеяние в людех». Бытовали отпускные как вид документации и в других социальных практиках – при увольнении военнослужащих из армии, при переходе священников и дьяконов из одного прихода в другой.

Взгляд на выход крестьянки замуж за пределы вотчины/поместья без отпускной памяти как на правонарушение отчётливо отразился в одном судебном деле Спасо-Прилуцкого монастыря 1655 г. Архимандрит Серапион и келарь Селивестр судили двух своих крестьян из Лоптуновского ключа (дер. Надеева под Вологдой), женившихся на двух «девках» из боярской вотчины П. Д. Лазарева без получения от прежних владельцев отпускных («боярина Петра Дмитриевича и его матушки старицы Улиты»). Дело было возбуждено П. Д. Лазаревым, который, по всей видимости, заявил притязания на своих прежних крестьянок, вышедших замуж (в 1649/50) в прилуцкую вотчину. В документе приводятся обширные цитаты из главы XI (ст. 19 и 20) и гл. XX (ст. 27) об отпускных грамотах, принципами которых монастырские власти руководствовались при решении данного дела.

В ходе расследования выяснилось, что оба жениха получили от монастыря деньги для уплаты вывода за своих невест (12 руб. 8 алт. 2 ден.). К допросам были привлечены не только признанные виновными бывшие женихи и невесты, но и сват со свидетелем, устроившие по сути данные браки, не требуя отпускных. В конечном счёте на бывших женихах выводные деньги были «доправлены», а сват Офонька Иванов приговорён к уплате 3 руб. штрафа в монастырскую казну. В условиях, когда брак во многом оставался делом самих крестьян, некоторая «непривычность» для монастыря к непременному получению отпускных памятей могла приводить к подобным межфеодальным конфликтам. Если бы прилуцкие власти располагали отпускными, их права на данных крестьянок были бы прочнее и неоспоримее. Таким образом, отпускные памяти можно считать частью документации на крестьян, способствовавшей их личному и поземельному прикреплению в России и активно развившейся во второй половине XVII в.

Не случайно к тому же 1655 г. относится наказная память властей Спасо-Прилуцкого монастыря приказчикам вологодских сёл Сергиева и Пареницына о том, чтобы «без отпускных бы памятей ни из которых вотчин и ис поместей вдов и девок крестьяня меж собя и за детей своих не имали». В описи монастырского имущества за 1688 г. в подборке помещичьих отпускных крестьянам и холопам на волю и «постричись» отмечено: «…да отпускных же розных помещиков на девки, которые отпусканы на волю и за монастырских крестьян замуж, всего десять отпускных». Спасо-Прилуцкий монастырь не только сам выдавал своим крестьянкам отпускные на вывод, но и хранил те отпускные, которые получал при женитьбе своих крестьян на невестах со стороны. Так было, думаем, и в любом другом монастыре. Иное дело – нынешнее состояние этого документального комплекса. Для сравнения укажем на массив отпускных памятей второй половины XVII в. из архива угличского Алексеевского монастыря (в собрании рукписей Ростовского музея) и Троице-Алатырского монастыря, приписного к Сергиевой лавре (в ф. 281 – Грамоты коллегии экономии по Алатырскому уезду в РГАДА).

Делопроизводственный «столп» Спасо-Прилуцкого монастыря за январь-февраль 1653 г. показывает всю цепочку событий, ведущих к законной крестьянской свадьбе. Перед нами поэтапно проходят: крестьянский сговор (устный или письменный) – соответствующая челобитная властям с просьбой выдать отпускную и разрешить «на свадбу четвертицу пивца сварить», иногда ссылки на «государев указ» (то есть ст. 19 главы XI Уложения 1649 г.) – приговор властей обычно с положительным решением – выдача отпускной нередко за подписью архимандрита, келаря или казначея и прикреплением казённой печати – включение списка с неё в «пометочные книги и столп дел». Подобные документы отражают и народный обычай, и народное правосознание, и бытовавшее в данной вотчине сеньориальное право.

Иногда в челобитных пересказывалось содержание устных крестьянских договорённостей либо «зговорных» записей относительно приданого на случай смерти выдаваемой замуж дочери и её правового статуса после смерти мужа. Некоторые крестьяне просили выдать им противень отпускной памяти, таким образом, те могли оформляться в двух экземплярах, не считая списка с них, включаемого в монастырский «столп дел». Отпускные всегда были адресованы тому, кто выдавал дочь (или сестру, племянницу) замуж. Женщина в них всегда выступает как некий объект права, кроме тех случаев, когда вдова сама обращалась с просьбой разрешить ей вторично выйти замуж и получала отпускную непосредственно на себя.

Упомянутый «столп» начинается с приговора монастырского собора (16 старцев) от января 1653 г. о взимании «вывода по-прежнему» и вписании отпускных в «столп дел» и «пометочную» тетрадь. Содержательную «единицу» составляет совокупность четырёх текстов: 1) обращение с челобитной с указанием года, месяца, числа и имени челобитчика, 2) собственно челобитная, 3) приговор собора и 4) копия выданной просителю на руки отпускной памяти. Все 12 законченных в столпе текстов лаконичны, деловиты, хотя и сквозь них прорываются живые человеческие интонации, разнообразие жизненных ситуаций, порой драматичных.