Битва за масть - Александр Белов

Когда они вновь вышли на маленькую ресторанную сцену и Оляначала играть, ни Саши, ни его компании за столом уже не было. Скрипка звучаланежно и печально. Иногда к ней добавлялись поддерживающие аккорды фортепиано –за фоно сидел Виталик. Так музыканты обычно помогают одиноко поющей на сценесолистке.

Мучительный вечер, наконец, закончился. Оля стремительнособралась и почти бегом выскочила из ресторана.

– Ну, Оль, неловко получается, ну… – Виталик выскочил занею, что-то дожевывая на ходу. – Я столик заказал, ребята поздравить тебяхотели…

– Потом отметим, я поеду, – отмахнулась Оля, поднимая руку. Такситормознуло в момент.

– Ну давай хоть я тебе провожу, – не отставал Виталик, держаее под руку.

Оля, не глядя на него, высвободила руку и села в машину:

– Извини, Виталик, мне надо ехать. Счастливо.

– Завтра в семь репетиция, не забудь. Оля кивнула:

– Счастливо.

Виталик еще с минуту смотрел вслед укатившей машине,ухмыльнулся и пошел доедать. Ну их, этих баб, с их капризами и мужьями!

Когда Оля вернулась домой, Саши там не было. И, по всейвидимости, в ближайшее время не ожидалось…

Саша с Фарой на самом деле никуда из «Узбекистана» неуехали. Они только, отпустив своих бойцов, переместились в маленький кабинет,где расслабились по полной программе.

Наконец часам к трем ночи они выбрались на ресторанноекрыльцо, продолжая свой давно начатый бесконечный разговор.

– Нет, ну вот ты скажи, ты кто такой? – настаивал Саша.

Швейцар, уже порядком подмерзший в ожидании выхода последнихгостей, сделал стойку, моментально оценив платежеспособность клиентов. Конечно,такие вот загульные гости порядком удлиняли его рабочий день, точнее, ночь.Зато от них перепадали и самые сладкие чаевые. Он сложил брови домиком иуслужливо поклонился, забыв о холоде.

– Сань, я же ариец, – взяв Сашу за пуговицу пиджака,доказывал Фара.

– Ага, иранский, – ржал Саша.

– Да, настоящий иранский ариец, – согласился Фара.

– Клянусь мамой, мы же с тобой арийские братья! – воскликнулСаша.

– Ну да. Характер нордический. Голубоглазый, светловолосый.– И они заржали уже хором, радостно, как малые дети.

Саша не забыл достать из бумажника и вручить привратникусторублевку. Тот, взглянув на купюру, умудрился одновременно отдать честь исделать книксен, что еще больше развеселило друзей.

– Заходите, – напутствовал их швейцар.

– Обязательно зайдем, – успокоил его Саша.

– Я здесь жить буду! – с пьяной уверенностью добавил Фара.

Уверенно покачиваясь, Саша направился к машине, на ходудоставая ключи.

– Стой, стой! На машине не надо! – попытался образумить егоФара.

– Я ее не брошу, – упрямо твердил Саша.

– Она же железная, – увещевал Фара. – Стоит себе и стоит.Никто ее не украдет. Сейчас поймаем машину…

Но Саша не хотел ничего слушать. Его несло. Ему хотелоськуда-то ехать, мчаться, вперед, дальше, не разбирая дороги. И словно поволшебству вдруг прямо рядом с ними материализовалась белая лошадь.

На самом-то деле никакого волшебства – две девчонки,рыженькая и беленькая, из уголка Дурова уже давно подрабатывали здесьэкзотическим извозом. Себе на молочко или, скорее, пиво, лошадке – на овес исено. Сегодня, правда, они что-то припозднились.

– Фарик, не может быть! – прижимая щеку к теплой лошадинойморде, воскликнул Саша. – Это знак судьбы! Можно прокатиться?

– Пятьдесят, – окинув его оценивающим взглядом, определилатаксу рыженькая.

– На, держи сто! – Саша достал купюру.

– Что-то дороговато за такую клячу, – проворчал Фара. – Какего там, у Дон-Кихота? Типичный Росинант. – Фара похлопал коня по напряженнойшее.

– Я буду всадник без башни! – гордо ответил Саша,перехватывая поводья у рыженькой.

– Ты будешь всадник Апокалипсиса! – торжественно и мрачнопровозгласил Фара.

Саша, не без труда вставив ногу в стремя, перевалился вседло и тронул поводья – «Росинант» лишь вяло переступил ногами. И только когдаСаша дал ему каблуками под ребра, он вспомнил молодость и взял с места вкарьер.

Фара с гордостью проводил взглядом друга, вскоре скрывшегосяв перспективе Неглинки.

Спустя час Саша все еще не появлялся. Протрезвевший Фарасидел в «мерседесе», не зная, что предпринять. Уже в который раз к немуприставали девчонки, готовые, кажется, уже расплакаться:

– Ну, где его носит?

Фара, не глядя, сунул рыженькой очередную купюру:

– На, иди пива купи.

– Да не лезет уже ваше пиво! – недовольно пробурчала та, ноот денежки, впрочем, не отказалась.

Саша же был в это время уже далеко. И мыслями, и буквально.Выжав из коняги все, на что тот был способен, Белый за этот час добрался досамого Битцевского лесопарка. Для этого ему пришлось проскакать через Манежкумимо Кремля, пересечь Москву-реку по Большому Каменному мосту, добраться доГагаринской площади, а там двигаться уже почти по прямой – по Профсоюзной, апотом – дворами до самого лесопарка.

В Битце они перешли на медленный шаг. Весь хмель из Сашивылетел, зато невеселым мыслям в голове стало просторно. Оля, упрямо курящаясигарету, так и стояла у него прямо перед его глазами.

Лес, настоящий Битцевский лес просыпался. Было тихо-тихо,даже цоканье «Росинанта» не было слышно – трава глушила звук. Лишь мерноедыхание коня немного нарушало, впрочем, вполне гармонично, тишинупросыпающегося леса. Саша старался дышать в ритм с животным. Сейчас они былиединым целым.

Они выехали к речке Чертановке, больше похожей на ручей.Остановив коня на мостике, Саша долго смотрел в воду.

Злость совсем вышла из него, выветрилась вместе с алкоголем.Он смотрел, как туман, поднимаясь от воды, клубится и тает в воздухе. Этотречной туман смешивался с паром от боков усталой лошади.

Эх, Оля, Оля… Саша пристально смотрел на воду, словнонадеясь прочесть в ней свою судьбу. Но это была просто вода.