Первый маг России - Влад Холод
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что загрустил, друг? — спросил Паша. — Все ж нормален? Педофила ты нашел, его посадили, весь город радуется!
— Взгрустнулось чего-то… — Я взял бутылку пива со столика, сделал большой глоток.
Раздался стрекот мотоцикла за забором, приблизился к воротам и пропал.
— К тебе, что ли? — удивился Паша.
— Не знаю. — Я поглядел в сторону ворот — мой сторож, которого я, кстати, ни разу не видел, приоткрыл створку и с кем-то разговаривал. Спустя минуту он, приволакивая правую ногу, направился к нам.
— Ты че, инвалида в сторожа взял? — спросил приятель.
— Еще не знаю… — Дарья мне ничего не говорила…
Парень лет двадцати доковылял до нас, остановился неподалеку. Несколько секунд помолчал, разглядывая, потом нехотя поздоровался:
— Здравствуйте. Там к вам из деревни старик приехал, Поликарпом Дмитричем назвался. Что ему сказать?
— Тебя как звать, сторож? — грубо спросил я, внимательно рассматривая ауру парня. Двадцать лет, серьезная травма ноги. А в глазах — ненависть. Причем не ко мне именно, а ко всем и всему.
— Антон, хозяин. — Он иронично шаркнул больной ногой.
— Пропусти деда.
Парень молча развернулся и поковылял обратно.
— Че у тебя с ногой, Антоха? — внезапно спросил Паша.
Антон, не оборачиваясь, негромко произнес:
— Не ваше дело.
Паша дернулся было, потом решил, что связываться с больным не очень хорошо, и расслабился.
— Борзый…
— Да и пусть… — пожал я плечами. — Действительно, не наше дело.
Поликарп Дмитрич, одетый в древний, наверняка довоенный серый костюм, подошел к нам. На ногах калоши, штанины заправлены в носки. Мнет кепку в руках.
— Здрав будь, Владимир, — чуть поклонился дед.
— Здравствуй, дед Поликарп, — я встал и поздоровался за руку, — садись за стол, угощайся.
— Спасибо за приглашение, сыт. — Опять взялся мять кепку в руках.
— Случилось что, дедушка? — Я сразу понял, что не просто так пришел. Даже интересно стало, что у них в деревне произошло.
— Давеча разговор меж нами был… Что если помощь нам понадобится по твоей линии, ведовской… — издалека начал дед. — Так вот ведь, напасть какая случилась… — и замолчал.
— Не томи, дед, рассказывай! — не выдержал Паша.
— Дак ведь бабка Матрена на старости лет совсем головой повредилась… Пакостит… — Старик опять замолчал, опустил голову. — Поговорил бы с ней… Приструнил…
— Ты чего, дед?! — возмутился Паша. — Хочешь, чтобы мы бабку на разбор тащили?
— Погоди, Паша. Похоже, не все так просто, — успокоил я друга. — Рассказывай сначала, дедушка.
— Дак ведь пакостит, почитай, второе лето уже… В прошлом годе у Любки корову со двора свела, потом пацана ейного сглазила, заикался половину лета… — покачал головой дед. — А ведь просто не поздоровалась с ней Любка, дуреха. Соседку, старуху Праську, со света сжила, тож ведь поругались по-соседски… Забор у Праськи упал на Матренины грядки с капустой…
Паша застыл, выпучил глаза.
— А нынче так вообще порчу навела на девчонок, высохли совсем, не едят толком… В Озерное возили, а тамошняя бабка помочь не смогла. Наша Матрена, видать, посильнее будет. Девчонки ейную вишню рвали, с веток, что на улицу свисают. Разве ж можно так, а?
Дед опять помолчал, вспоминая.
— У Дуняшки коровы болеют, молока и литра не дают, тож ейная работа. Плечом Матрену невзначай в магазине зацепила. Так и извинилась Дуняшка, а та все равно злобу затаила.
— Так надо было сжечь ведьму вместе с домом! — отошел от шока Паша. — На вилы да…
— Так ведь, Павел, — заговорил дед, — те, кто знают правду, боятся… А кто не знает, тот не верит… Да ведь не всегда Матрена такой вредной была. Раньше и повитухой помогала, и зубы хорошо заговаривала. Сглаз снимала да порчу тож. Травки сушила, от живота да головы оченно помогало…
— Поеду на бабку Матрену гляну, — сказал я Паше. — Ты со мной?
— Конечно! — возмутился друг. — Когда я еще ведьму увижу?!
Мы загрузились в Пашин «крузак» и поехали по пыльной дороге за дедовым мотоциклом. Въехали в поселок, дед заглушил свой старый «Иж Юпитер» у первого дома. Паша остановился рядом, я открыл окно.
— Дальше по улице, пятый дом справа, — спрятал глаза старик. — А я пойду лягу, спину чегой-то ломит… Знай, к дождю…
— Вот дед… — сказал Паша, когда мы тронулись. — На разборку нас подписал, а сам в кусты! Испугался, сто пудов!
— Точно… — Я разглядывал нужный нам дом. Дом как дом… Вон и бабка в огороде ковыряется…
Мы вышли из машины, я накинул «щит духа» — кто их, бабок, знает… Потянул на себя приоткрытую деревянную калитку и шагнул во двор. Бабка Матрена оглянулась на шум, бросила зеленую пластиковую лейку и направилась к нам.
В ней не было ничего от канонической ведьмы — в меру полненькая, лицо круглое, нос картошкой. Одета в старый спортивный костюм, синий, шерстяной, с белыми полосками. Такие были модными в начале семидесятых… Волосы убраны под белую косынку. Улыбается… А улыбается неприятно… Я пригляделся — так и есть, «личина» висит. Чужое лицо люди видят, не ее…
— С чем пожаловали, гости незваные? — спросила бабка и запулила в меня «тенью страха».
Я от удивления остолбенел. Заклинание, конечно, слабенькое, кривое вышло. Не обучалась ведьма в магических университетах.
Заклинание разбилось о «щит духа», но самым краешком зацепило моего друга. Паша слегка взбледнул и спрятался за мою спину.
Старуха прищурилась, выдала на-гора ведьмовский комплект: «порча», «неудача», «сглаз». Быстро так, наловчилась, видать, старая, за свои годы.
— Так… — протянул я. — Значит, воевать собралась, ведьма…
Схватка на порядок более сильного мага со слабым — молниеносная. Накладываешь «сферу отражения», которую слабый маг просто не в силах снять, и давишь его тупой силой, пока не выдохнется. А у ведьм вообще сплошная ментальная магия.
Но я сделал по-другому, нужно наказать ведьму, не фиг с порога атаковать… Активировал «пресс» и стал медленно наращивать давление. Бабка еще успела применить два заклятия — сначала «разрушение чар», которое просто не сработало, так как было очень слабенькое. Потом попыталась достать меня «ослеплением» — мой «щит духа» его отклонил.
Бабка Матрена рухнула на колени, потом распласталась всем телом на тропинке. Я присел на корточки рядом с ней и слегка ослабил давление.
— Убивать будешь? — спросила Матрена.
Я посмотрел на ее вдавленное в землю лицо, заглянул в глаза. Там не было ничего, кроме усталости, да еще и «личина» спала. Да, совершенно другое лицо — высохшее, костлявое, носасто-крючковатое…