В объятиях прошлого - Ливия Элиот

– Да. Вы знаете, что у Аллана Форстера есть внучка, но спрашивали ли вы себя, кто ее отец?

– Какое это имеет значение?

– Большое. Видите ли, Элизабет Форстер не была замужем, и, кто отец девочки, Аллан Форстер до сих пор не знает. Должен признаться, мне пришлось немало потрудиться, чтобы это выяснить.

– И что же? – с наигранной небрежностью спросила Джина, хотя ответ, если следовать логике разговора, был очевиден.

– Думаю, вы уже догадались. Саймон Блейк. Хотите знать детали?

– Нет, – поспешно бросила Джина.

– Прямых доказательств нет, но добыть их не так уж трудно. Нужно всего лишь провести анализ ДНК.

– То есть мой Коннор и Кира – брат и сестра по отцу?

– Выходит, что так.

Некоторое время оба молчали. Потом Джина подняла голову.

– Значит, это Клэр заказала похищение?

– Я знаю имя исполнителя. Он уехал из Сан-Франциско, но мы его найдем.

Джина поднялась и прошлась по комнате.

– Но зачем она это сделала? Чего хотела этим добиться?

Дэниел тоже поднялся и, подойдя сзади, положил руку ей на плечо.

– Мы спросим у нее.

Коннор опять остался с Ольгой, только на этот раз Дэниел оставил их под надежной охраной своих людей.

До Чарльстона долетели на рейсовом самолете. Разговаривали мало, но молчание не тяготило, а даже было приятным, каким бывает молчание двух близких людей.

Они летели к бабушке Саймона и Клэр.

Близился вечер, сумерки сгущались, уступая место темноте, и Джине казалось, что мрак наступает на ее жизнь, неся неизвестность и тяжелое, невыносимо долгое ожидание рассвета.

Она не хотела тьмы, но убежать от нее означало остаться в вечных сумерках. В этих сумерках она уже прожила значительную часть жизни и теперь, познав счастье света, не желала задерживаться в них ни на час. Захватившая Джину сила несла ее вперед, навстречу тьме неизвестности, за которой мог прийти и рассвет, и абсолютный мрак. Любовь – путешествие в неведомое, опасное и рискованное. Одних в этом путешествии ждет гибель в пучине, других – солнечный берег. Есть, правда, и третий вариант – повернуть назад с полпути, добраться до дома и сидеть потом до конца дней на краю бескрайнего моря с сознанием того, что ты никогда не увидишь встающее над горизонтом солнце, не ступишь на землю, которая могла бы принадлежать только тебе.

Как и почему рождается эта могучая сила? Куда и почему она уходит? Можно ли ее удержать? Кто способен это объяснить?

Джина не знала ответов на эти вопросы. Она лишь понимала, что пережить ночь легче вдвоем, набравшись терпения и не теряя веры.

Клэр никогда особенно не распространялась о своих родственниках. Отец с матерью умерли. Их с братом воспитывала бабушка. Та самая, которую они навещали так часто.

Саймон был откровеннее, и особенно Джине запомнился один разговор, состоявшийся вскоре после свадьбы.

Перебирая старые фотографии, Джина наткнулась на снимок родителей. Некоторое время она вглядывалась в дорогие и уже, к сожалению, почти забытые лица, потом повернулась к мужу.

– Я ни разу не видела у тебя ни одной старой фотографии.

Он пожал плечами.

– Зачем хранить старье?

Она удивилась.

– И что, у тебя нет даже фотографий родителей?

– У меня нет. Что-то есть у Клэр.

– Ты хорошо их помнишь?

– Боюсь, что не очень. Они были врачами и умерли в какой-то африканской стране. Какая-то жуткая болезнь.

– Сколько же тебе было лет?

Он раздраженно поморщился и отложил газету.

– Неужели это так интересно? Я был еще ребенком. Помню их смутно. Трудно питать теплые чувства к тем, кого плохо знаешь. Нас воспитывала бабушка.

С минуту Джина молчала. Принять позицию Саймона она не могла, но и спорить с мужем не хотелось.

– Я бы хотела познакомиться с твоей бабушкой. Она ведь живет в Ричмонде?

– Черт возьми! – взвился Саймон. – Дались тебе мои родственники! О чем ты будешь говорить с выжившей из ума старухой?

– Но ведь ей, возможно, требуется забота и внимание...

– О ней заботятся. Я плачу, чтобы о ней заботились. И давай не будем больше об этом. Хватит того, что к маме ездит Клэр. У нас своя семья, и лишние нам ни к чему. Понимаешь? Я сыт той жизнью.

Джина ничего не сказала и молча вышла из комнаты. Больше она этой темы не касалась. Но странная фраза застряла в памяти.

«Хватит того, что к маме ездит Клэр».

Оговорка?

Или что-то еще?

Она столько о нем узнала.

Что ему нравится Чайковский и не нравится Бетховен.

Что у него аллергия на мед.

Что он предпочитает рок диско.

Что по весне он всегда простужается.

Что ему не идет зеленое и синее.

Что он любит детективы и ненавидит мелодрамы.

Она знала о нем все.

Но она так и не поняла, какой он на самом деле.

С самого начала Джина взяла за правило никогда не пытаться сравнивать Криса с Саймоном. Таким образом она старалась сохранить верность погибшему мужу. По этой же, наверное, причине она не настаивала на том, чтобы официально оформить отношения с Крисом. Но иногда это получалось само собой. Саймон никогда не делал ничего просто так. Он был слишком предусмотрителен и внимателен. Он все просчитывал заранее, все строил по расписанию. В этом расписании было даже отведено время для секса. Крис жил по настроению. Периоды сумасшедшей активности сменялись у него фазами депрессии, и тогда он днями валялся на диване, смотрел в потолок или ругался с телевизором.

Они были такими разными. И любили ее по-разному. А она любила их одинаково. Самозабвенно. Неистово. Страстно.

Они оба подвели ее. Оба лгали ей.

Но ложь, неискренность, неверность, грубость не пристают к любви, и она ничего не замечала. Пока любила. Теперь на светлом лике проступили пятна. Что это значит?

Наверное, то, что любовь покинула ее.

От раздумий ее отвлек голос стюардессы.

– Мне только чай. – Дэниел повернулся к Джине. – Ты что-нибудь будешь?

– Да. Икру, моцареллу, копченого лосося и шампанское. «Лафруаж», пожалуйста.

Стюардесса в изумлении перевела взгляд на Дэниела.

– Леди шутит, – спокойно сказал он, а когда стюардесса отвернулась, шутливо толкнул соседку в бок. – Знакомство с Форстером явно не пошло тебе на пользу.