Дом на краю темноты - Райли Сейгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немного от того гнева с девяти лет возвращается, когда я листаю Книгу, пробегая взглядом по абзацам, которые уже давно навсегда отпечатались в памяти.
— Я правда ненавижу эту книгу, — говорю я.
Дэйн с любопытством смотрит на меня.
— Я слышал, что она хорошая.
— Нет. Совсем не хорошая.
Это еще один аспект книги, который меня так бесит — ее необъяснимый успех. Критики не были добры и называли стиль посредственным, а сюжет производным. С такими отзывами Книга не должна была так уж прославиться. Но для сферы нон-фикшна это было что-то новое, где в то время преобладали книги о том, как разбогатеть с помощью молитвы, убийства в саванне или едва сдерживаемой вспышки Эболы. В результате она стала одной из тех вещей, которые люди читают просто потому, что так делают все остальные.
Я продолжаю перелистывать Книгу, резко остановившись, когда взгляд цепляется за две строчки.
«— Мэгги, там никого нет.
— Есть! — закричала она. — Они все здесь! Я же сказала, они разозлятся!»
Я захлопываю Книгу и кидаю ее на стол.
— Можете забрать, если хотите, — говорю я Дэйну. — На самом деле можете вообще все забрать из этой комнаты. Хотя это все равно почти мусор. Не уверена, существует ли где-то магазин со всяким хламом из фиктивных домов с привидениями.
Здесь стоят два шкафа, по одному с каждой стороны комнаты, их двери скошены из-за сводчатого потолка. Мы каждый подходим к одному, Дэйн открывает свой с ржавым скрипом.
— Здесь только чемоданы, — говорит он.
Я пересекаю комнату и заглядываю ему через плечо. На полу шкафа стоят два квадратных ящика. Мы вытаскиваем их из шкафа и открываем. У Дэйна проигрыватель. А у меня коллекция альбомов. У пластинки сверху знакомое название: «Звуки музыки».
От их вида у меня возникает беспокойство, как и вчера вечером, когда я поняла, что папа не врал насчет того, что оставил тут все свои вещи. Я непроизвольно вздрагиваю, пытаясь стряхнуть его. То, что они существуют, еще не значит, что мой отец написал правду. Мне нужно это запомнить. Бейнберри Холл наверняка заполнен вещами, которые упоминались в Книге.
Пиши о том, что ты знаешь. Любимый совет папы.
— Это мусор, — говорю я, пока иду к своему шкафу. — Надо это выкинуть.
Дэйн делает наоборот и ставит проигрыватель на стол. За ним идет и чемодан с пластинками.
— Надо попробовать его включить, — говорит он и перебирает альбомы. — Мне поставить мюзикл или… мюзикл?
— Я предпочитаю тишину, — говорю я немного резко.
Дэйн понимает намек и отходит от стола, присоединившись ко мне у второго шкафа, когда я открыла дверцу.
Внутри плюшевый мишка.
Он сидит на полу, прислонившись спиной к стене, как заложник, его некогда коричневый мех стал пепельным от многолетней пыли. Один из его черных глаз-пуговиц отвалился, а из меха торчит извилистая ниточка, как будто зрительный нерв. На шее у медведя завязан красный галстук-бабочка, концы которого сплющены, будто его обнимали слишком долго.
— Он был ваш? — спрашивает Дэйн. Он сжимает мишку, отчего с его плеч поднимается волна пыли.
— Нет, — отвечаю я. — По крайней мере мне так кажется. Я его не помню.
Мне приходит в голову мысль. Печальная. Вполне возможно, что этот мишка когда-то принадлежал Кэти Карвер, и его оставили здесь, как и многие другие семейные вещи. А мой папа, не зная, что с ним делать, засунул игрушку в шкаф и забыл о ней.
Я забираю у Дэйна медвежонка, ставлю его на стол рядом с проигрывателем и возвращаюсь к шкафу. Внутри, на верхней полке, лежит что-то еще.
Синяя коробка из-под обуви.
Прямо как та, о какой папа писал в Книге. Где он нашел странные фотографии папы Кэти.
Беспокойство возвращается. Теперь оно сильнее, вероломнее. Дрожащими руками я беру коробку, отношу ее к столу и открываю, уже зная, что найду внутри: полароид и стопку фотографий.
Я не ошиблась.
Камера лежит с одной стороны коробки, странная и тяжелая. Фотографии — всего их пять — кое-как валяются рядом. Но вместо пустого взгляда Кертиса Карвера на первой фотографии, к моему удивлению, я. Как и та, что в гостиной, эта девочка очень отдаленно похожа на меня.
Снимок сделан перед Бейнберри Холл, который маячит на заднем плане, словно подслушивает нас, а на переднем плане я в джинсах и футболке с Бэтменом. Это означает, что мне здесь пять. Поскольку на моей щеке нет шрама, я также предполагаю, что он был сделан в первые три дня нашего пребывания. Даже повязки нет.
На следующей фотографии ничего этого тоже нет, там я стою с двумя другими девушками, одна примерно моего возраста, а другая намного старше. Мы в моей спальне, выстроились перед шкафом, наши глаза пылают красным из-за вспышки, поэтому мы похожи на детей-демонов.
Младшую девочку я узнаю. Я видела те же черты на лице женщины, которую встретила вчера вечером. Единственное различие — сейчас у нее есть твердость, не проявляющаяся в этой более молодой версии себя.
Ханна Дитмер.
А это значит, что девочка постарше — Петра.
Она такая красивая, что у меня захватывает дух. Длинные ноги, кремовая кожа, светлые волосы, собранные в пучок на макушке. В отличие от нас с Ханной, которые застыли, уперев руки в бока, Петра принимает игривую позу. Рука на бедре. Одна нога согнулась назад. Босые ноги, ногти на ногах выкрашены в красный цвет.
Мы в ночной одежде — Ханна и я в пижамах, а Петра в большой белой футболке и спортивных шортах. Еще на ней ожерелье — крошечный крестик на тонкой золотой цепочке.
Я помню этот вечер. Или, по крайней мере, его версию, описанную в Книге. Ночевка прошла просто ужасно. Это была одна из первых вещей, которой я была одержима в девять лет — то, что я абсолютно ничего не помню об этой кошмарной ночи. Я ночами не спала, боясь, что все прочитанное — правда. Потому что это действительно было страшно. Что-то вроде кошмара в фильме ужасов, который никто не хотел бы испытать. Но я вот испытала и не могла ничего из этого вспомнить, что означало, что со мной что-то не так.
После нескольких бессонных ночей, во время которых я смотрела в потолок в обеих моих спальнях в разных домах моих родителей, я начала понимать, что причина, по которой я не могу вспомнить события в книге, заключалась в том, что их никогда и не было.
Я предполагала, что это относится и к ночевке.
Но, судя по этому снимку, я ошибалась. В какой-то из двадцати дней, проведенных в Бейнберри Холл, Ханна и Петра ночевали здесь.
По крайней мере частично.
Петра есть и на следующей фотографии, там она стоит на кухне с моей мамой. Они обе непреднамеренно синхронно смотрят на гигантскую дыру в потолке. Обе в профиль, с запрокинутыми головами и обнаженными шеями, они вполне могли бы тут сойти за мать и дочь. От этого я задумалась, видела ли моя мама эту фотографию, и если да, то каково это — видеть себя с похожей молодой девушкой. «Девчачьей» девушкой. Такой дочери у нее никогда не будет.