Пара для дракона, или рецепт идеального глинтвейна - Алиса Чернышова

— Дрянь, а не сестра, — сморщилась русалка, восседавшая на краю бочки, как на троне, и по ощущениям также крайне нетрезвая, — Вот мало что бывает хуже этих ярых морализаторш. И чем дело кончилось? Ты сбежала из дому?

— Сбежала, известное дело! — фыркнула подавальщица, — Да не куда-то там, а к Ирейн — она у нас любит всяких сирых да убогих подбирать. А я, можешь поверить, после очередного папенького пьяного припадка была такой красивой, что дальше просто некуда!

— Бедняжка, — всхлипнула русалка, — Будь я тут, выдрала бы твоей сестрице космы! А папашу утопила, вот.

— И съела бы? — заинтересовалась Лиз, — Вы же вроде как иногда едите людей.

— Фу! Есть людей — это вчерашний день. Я на сбалансированной водорослиевой диете!

Ирейн хмыкнула и пристроилась рядышком за столом, наливая и себе эля. За прошедшие полдня русалка с подавальщицей явно успели найти общий язык: на памяти трактирщицы, Лиз рассказывала о семье только тем, кто действительно нравился. Впрочем, в этом можно было не сомневаться с самого начала: две женщины подобного типа, среди которых не будет никогда ярко выраженной ведущей и ведомой, могут быть либо весьма хорошими приятельницами, либо злейшими врагинями — зачастую это зависит от того, есть ли в обозримом околопространстве интересующие их обоих мужчины.

— И как, с сетрой после побега наладилось? — полюбопытствовала Элена, выхлебав ещё кружечку пенного, — Обычно родственники резко добреют, когда отпадает необходимость созерцать рожи друг друга в режиме нон стоп.

— Помогло, но ненадолго, — вздохнула Лиз, — Сначала все хорошо было, на папашиных похоронах мы обнялись, поревели и вроде бы замирились. Она мне пафосно так сказала с изрядной долей драмы: "Я тебя прощаю". Мне, может, и к месту было поспорить — тот ещё вопросик, кто из нас кого прощать должен был — но пёс с ним, думаю, помирились и ладно. Родителей нет, халупу нашу в наследство отец отписал, конечно, ей, делить нечего, так зачем терять друг друга? Но не тут-то было. Началось с того, что сестрица моя замуж выходить надумала. Мне женишок сразу не понравился. Ладно что не наших краёв птица, так ещё и какой-то странненький — тощий, дёрганый, с книжечками в обнимку постоянно и глаза такие, вроде как не здесь. Зато говорить красиво мастак, это да, вот так сходу познакомился с Аннэль и сказал: люблю тебя, значит, великой любовью, ты моя муза и дальше прямо по тексту. И ухаживать принялся — красиво так, со стихами, серенадами и прочей подобной прелестью, и вроде бы радоваться мне надо было бы, что нашла сестрица счастье свое, но было в нём что-то не то. Но мне-то что? Ей с ним быть, потому и не вмешивалась, а он к тому моменту уже и к ней переселился почти, жил все то время, когда не ездил в Жоршу пьески свои продавать. Ну, я грешным делом через полгодика решилась с сестрой о личном, о женском перетереть, начала рассказывать про своего тогдашнего (я его Кабанчиком называла, он в постели в сама понимаешь какой момент похрюкивал забавно). И знаешь, что она мне в ответ вывалила?

— Что?..

— Мол, она о подобном слышать не желает, а с женихом у них до свадьбы чистые отношения, и никаких тебе дел.

— Да-а… — протянула Элена, округлив синющие глаза, — Вот это приплыли, что называется.

— Я сама была в шоке, что характерно! Думаю, точно что-то не так с мужиком. Сама подумай, у нас не какое-то Ирребское Царство, где простыни вывешивают! И то там девочки вполне себе исхитряются и сесть, и съесть, и девственницей остаться, потому что не дыркой единой жива баба, как говорится, и выбрать есть из чего.

— За это стоит выпить! — оживилась Элена, — Звучит как тост.

Ирейн сдавленно фыркнула, но поддержала, поому что женские разговоры — они иногда совсем не такие, как мужчины их представляют, а за подобное и вовсе грех не выпить.

— Ну и дальше-то что было?

— Что, что, — буркнула Лиз, — Потом они поженились, только вот сестрица какой-то все более огорченной казалась, расстроенной, общаться со мной хотела все реже, наводящие вопросы игнорировала. Я уж не знала, что делать, но тут подвернулся случай: увидела я этого красавца на улице, пригласила в трактир — выпить да поболтать по-родственному. Напрямую о личном и интимном, конечно, у зятя не спросишь — но, думаю, хоть пойму, что за человек, при сестре-то с ним и словом не обмолвишься. И все у нас вроде как забавно складывалось, пока он мне под юбку не полез.

— Чего? — вытаращила глаза Элена.

— Вот именно того самого! Я от таких несрастух в такой шок впала, что хоть падай, хоть рожай. Даже по роже не двинула, так, пихнула слегка и спрашиваю вежливо так, типа что ты, мол, делаешь, недоношенный плод любви двух вусмерть бухих дворфов мужского пола?

— А он что? — судя по тому, как Элена молотила хвостом, рассказ её крайне увлёк. Ирейн, переживавшая в свое время сей весьма волнительный период вместе с Лиз, историю эту знала отлично, а местами даже видела воочию, таких сильных эмоций не испытывала, но все равно кривилась, вспоминая дивную речь слегка нетрезвого мужчины, которую слышал тогда весь трактир.

— О, ты бы послушала, что он мне поведал — закачаешься! — всплеснула рками Лиз, — Мол, Аннэль — его муза, духовное воплощение женщины или нечто в этом роде, тот идеал внеземной чистой любви, который он вовсе и не собирается порочить плотской грязью. А я, мол, женщина земная, грязная и низменная, воплощение всего хронического…

— Хтонического, — вздохнула Ирейн.

— Один ляд! И его тоже. В общем, целую речь про земную и неземную природу женщины толкнул! Ну, и я его вытолкала — пинками за дверь, а сама осталась напиваться, воображая сестрёнкину развесёлую семейную жизнь. И с одной стороны как-то злорадство даже брало — за что боролась, как говорится, но с другой… Неземная женщина, муза, духовный идеал — звучит хорошо и красиво, но мы-то куски мяса, как ни крути. Это вроде бы лестно — быть прекрасной и возвышенной. Но мы-то ходим на нужник, чувствуем недомогания каждый месяц, хотим любви не только в серенадах, и это просто нормально. Какая должна быть вава в голове, чтобы отделять одно от другого?

— Да уж, — пробормотала Элена, — Вот уж бескрайнее семейное счастье с творческим человеком как оно есть! Но вообще, должна тебе сказать, что некоторые действительно так и живут: чистые свободные отношения и что-то вроде; тут каждый по-своему с ума сходит, если честно. Вообще, люди не всегда спят с теми, кого любят, и не всегда любят тех, с кем спят — это я ещё на родине усвоила, в прошлой жизни, можно сказать. Эта самая любовь, она порой ой какие странные формы принимает…

— Ты дальше слушай, — ухмыльнулась Ирейн, — Я сначала тоже о подобном подумала, но тут другой случай.

— Ага, — невесело усмехнулась Лиз, — На следующий день сестрица пришла сюда со скандалом — я, дескать, мужа её соблазняла всячески, потому что завидую ей неимоверно уже много лет, а после её замужества и вовсе обезумела от злобы — при виде их высоких чувств, вестимо. Честно, мы все от таких жизненных заворотов не то опешили — не знали, что сказать и сделать. У меня в первый раз в жизни слов не было, просто стояла и таращилась в её полные ненависти глазищи. Слышала бы ты, что она мне тогда кричала — портовые грузчики бы возрыдали от зависти и удалились вереницей в закат. С тех пор мы никак не общаемся, у сестренки все идёт, как шло: постарела раньше времени, всеми фибрами души ратует за чужой моральный облик и распускает обо мне жуткие слухи. А я просто даже не пытаюсь от них отмыться, потому что даже для меня, со всем моим опытом, их отношения какие-то слишком свободные. Как-то так!