Власть - монополия на насилие - Олег Кашин

Одного, может быть, и уволят, но если таких будут сотни — никто никому ничего не сделает. Я сейчас говорю эти вещи, и мне самому неприятно — я говорю их с такой интонацией, с какой обычно призывают к восстанию или еще чему-то в этом роде. Но я не виноват, что призыв не бояться, не прятать лица и сказать правду, сегодня у нас почему-то звучит именно так.

Не бойтесь, правда. Если вас заставляют идти на митинг — жалуйтесь. А если боитесь, то не жалуйтесь вообще. Ни сейчас, ни потом.

26 января 2012. Организаторы шествия 4 февраля, наверное, слишком увлеклись поисками особого символизма в своих планах и действиях. 4 февраля они выбрали, среди прочих причин, еще и потому, что в этот день в 1990 году в Москве прошла массовая демонстрация за отмену шестой статьи конституции СССР. В статье, которую новые поколения уже не застали, речь шла о руководящей и направляющей роли КПСС (это что-то вроде нынешней «Единой России»), и спустя месяц после той демонстрации статью действительно отменили, то есть демонстранты победили. Такой символизм может показаться избыточным, я на нем не настаиваю, но, если продолжать играть в символы — идея шествия от Октябрьской до Болотной кажется мне не менее символичной, чем история про шестую статью.

Митинг на Болотной 10 декабря — это пока лучшее, что случилось в российской политике этой зимой. После него было много всего, в том числе много разочарований, и вот теперь, после всего, что случилось за эти два месяца, митинг возвращается на Болотную. Что-то вроде мела судьбы, если кто-то помнит это кино.

За несколько часов до этих переговоров, которые закончились согласием мэрии на шествие в центре, я брал интервью у вице-мэра Александра Горбенко, который накануне отказал заявителям и предложил им шествие по Фрунзенской набережной, на которое они не были готовы. Вице-мэр объяснял, что городские власти заботятся о безопасности и комфорте москвичей, и безопасность и комфорт москвичей требуют, чтобы в центре никаких шествий не было. Что случилось с безопасностью и комфортом москвичей за несколько часов — я не знаю, но я этому рад, хоть и сам дорожу своей безопасностью и комфортом.

Эта история с отказом и последующим согласием властей на шествие в центре, учит нас одной простой вещи. Диалог с властью — это совершенно не обязательно очередная встреча Владимира Путина с деятелями искусства или журналистами. Диалог с властью — это и митинги, и вот такие истории, как эта, когда власть говорит «Не пущу», а ей еще раз говорят — «Нет, пусти», и она пускает. Простое правило, согласитесь.

26 января 2012. Я брал интервью у вице-мэра Александра Горбенко, который отказал заявителям в проведении шествия в центре Москвы и предложил взамен Фрунзенскую набережную, куда заявители идти не хотят. Горбенко объяснял, что городские власти заботятся о безопасности москвичей и об их спокойствии, и был, я готов это признать, вполне убедителен. С точки зрения безопасности лучше вообще без шествия, это правда.

Но более важным мне кажется другое. Александр Горбенко говорит, что это было решение городских властей. Понятно, что принимал такое решение он не один, и даже страшно представить, сколько чиновников мэрии совещалось по поводу февральского шествия, но у каждого решения есть конечный конкретный автор, и в этом случае это Александр Горбенко и есть, он сам так сказал. Я не склонен ему верить, но он так говорит.

И если завтра на какой-нибудь очередной встрече с журфаком президента спросят, что он думает об отказе заявителям шествия, он ведь наверняка скажет, что это решение городских властей, в которое он, как юрист, не вмешивается.

И смотрите, что получается. Есть митинги «За честные выборы!» — в декабре было два таких митинга, и именно они определили то, что в некоторых кругах принято называть политической повесткой. Президентское послание Федеральному собранию, причем и само послание, его содержание, и та спешка, с которой досрочно была собрана на первое заседание новая Госдума — это был явный ответ на протесты. Любой шаг властей, любое кадровое решение, даже любое слово, воспринимается именно в контексте декабрьских митингов и, мне кажется, правильно воспринимается. И Путин, и Медведев уже не по разу и не по два раза высказывались по поводу тех митингов, и оба, в общем, сходятся в том, что эти митинги показали возросшую роль гражданского общества и вообще стали положительным политическим фактором. Если бы, например, мэрия не разрешила митинг на проспекте Сахарова, то мы бы получили оцепленные ОМОНом улицы, колонны автозаков, задержания и прочее. И политическая обстановка в стране была бы совсем другой.

И если бы мэрия разрешила шествие 4 февраля в центре Москвы, это шествие стало бы вторым после проспекта Сахарова сиквелом митинга на Болотной. Я не знаю, всех ли такое развитие событий устроило бы, но это было бы, по крайней мере, понятно. Есть какой-то политический процесс, и его участники ведут вот такой диалог — одни спокойно митингуют, другие в ответ смягчают выборное законодательство и говорят о гражданском обществе.

Но тут вдруг выясняется, что этот политический процесс полностью зависит от вице-мэра Горбенко. От вице-мэра Горбенко зависит политическая обстановка в стране. Горбенко — симпатичный человек, бывший журналист и все такое, но я не понимаю, почему политическая обстановка в стране должна зависеть от вице-мэра Горбенко. И я не понимаю, почему Кремль прячется за спину вице-мэра Горбенко.

9 декабря 2011. Сейчас я попробую объяснить, что происходит с завтрашним митингом против фальсификаций на выборах, на который через социальные сети уже пообещали выйти то ли 50, то ли 60 тысяч участников.

Заявку на этот митинг подавали три человека — лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов, его жена Настя и активистка движения «Солидарность» Надежда Митюшкина. И «Левый фронт», и «Солидарность», регулярно подают такие заявки, иногда им отказывают, иногда нет, если не отказывают, то митинг получается малочисленный и скучный.

И вот после того, как в понедельник на митинг «Солидарности» на Чистых прудах неожиданно вышло несколько тысяч человек, оказалось, что этот субботний митинг на площади Революции очень нужен буквально всем. Я общаюсь с администраторами посвященных этому митингу групп в социальных сетях — они не ожидали такого количества желающих выйти на этот митинг. Да вы, я думаю, и сами все видите и слышите — все об этом митинге говорят, все его ждут.

Власти — и Кремль, и московская мэрия, — явно растеряны, и история с площадью Революции, на которой анонсируются то ремонтные работы, то, прости Господи, первый в мире ледяной театр со сказкой «Теремок» про злого медведя, — все это говорит именно о растерянности власти, которая то придумывает одну хитрость — с «Водоканалом», то отменяет ее и делает шаг назад, чтобы на следующее утро придумать историю с ледяным театром. Такая частота перемены решения — явный признак отсутствия четкой позиции по поводу того, что делать с митингом. Отсутствие позиции властей.

Таких массовых и не привязанных к какой-либо политической силе уличных акций при нынешних российских и московских правителях не было никогда, и я не имею права осуждать их за их растерянность, с которой они реагируют на субботний митинг. Но эта растерянность есть, и она влияет на то, что происходит сейчас и что может произойти в субботу.