Виват, Новороссия! - Юрий Лубченков

Теперь он своим движением к Висле угрожал отрезать корпус Румянцева целиком и окончательно от главных сил русской армии, а ударом на северо-восток – полностью перерезать все коммуникации осаждающих. Выдвинувшийся как раз в этом направлении Платен в середине месяца занимает Шифельбейн и Регенвальде. В тылу пруссаков действует легкая конница русских под началом Берга, заменившего на этом посту Тотлебена, недавно арестованного за шпионаж в пользу Фридриха.

Но Берг все никак не мог придать своей легкой коннице легкости – удачно пока действовал лишь один его подчиненный подполковник Александр Суворов, основные же силы Берга все не могли обрушиться на Платена, упорно шедшего к Кольбергу. Вдогон Платену Бутурлин, кроме Берга, послал дивизию князя Долгорукова, но она отставала от пруссаков на два-три перехода.

В конце второй декады сентября Платен захватывает Керлин.

Румянцев посылает Долгорукову приказ:

– Наступать на Керлин!

Это же указание получает и командир отряда Минстер, которого Румянцев направляет от своего осадного корпуса для взаимодействия с дивизией Долгорукова. Сам же он с полком пехоты следует за Минстером.

Казалось, Платен, попадающий в такие клещи, будет раздавлен, но все обернулось иначе.

– Ваше превосходительство, – доложил командир разведки Долгорукому, – прусс стоит лагерем под Керлином. Судя по кострам – намеревается заночевать!

– Хорошо, капитан. Свободны. Вот видите, господа, – обратился командир дивизии к полковым командирам, – мы и догнали сего неугомонного Платена. А завтра с утречка навалимся на него – только пыль и останется!

– Так точно! – дружно и браво согласились офицеры со своим начальником.

Наутро их всех ждало горькое разочарование – Платен, ночью разложив лагерные костры, тогда же и ушел на соединение с корпусом принца Вюртембергского. Принц же одновременно с этим ударил по блокирующим его русским частям. Румянцев был вынужден повернуть назад, а Платен – в обход Минстера – прорвался в лагерь.

Общее количество осаждаемых, состоящее доселе из двенадцати тысяч корпуса Вюртембергского и четырех тысяч непосредственно гарнизона, увеличилось еще на десять тысяч сабель и штыков. Положение для Румянцева сделалось угрожающим, несмотря на то, что дивизия Долгорукова к нему все же подошла и влилась в его корпус. Однако перевес был за пруссаками, сидевшими, к тому же, за стенами сильных долговременных укреплений.

Обо всем этом сразу же начали говорить подчиненные Румянцеву генералы, когда он собрал их на военный совет, дабы решить на нем, снимать ли блокаду и отступить или продолжать осаду. Для себя вопрос этот Румянцев решил давно и бесповоротно. Теперь же он хотел выслушать своих боевых помощников. Он чувствовал необходимость этого военного совета, так как понимал, что лучше сейчас переубедить и пересилить сомневающихся, чем оставить их в раздумьях и скрытом несогласии.

– Господин генерал-поручик! – начал один из ближайших помощников Румянцева по осадному корпусу Леонтьев, сам по чину генерал-поручик, – военный совет единодушно считает, что при данном положении дел, то есть после воссоединения Платена с корпусом принца Вюртембергского и гарнизоном полковника Гейде, дальнейшая осада нецелесообразна и даже опасна!

Леонтьев обвел глазами собравшихся. Отовсюду ему одобрительно кивали. Румянцев, сидевший набычившись во главе стола, не поднимая глаз, глухо спросил:

– Ваши доводы, ваше превосходительство?

– Извольте, ваше высокопревосходительство. Доводы таковы: главнокомандующий господин фельдмаршал Бутурлин, кроме дивизии присутствующего здесь господина генерала князя Долгорукова, подкреплений ведь нам более не выделяет?

– Вы забыли легкую конницу Берга…

– Ваше превосходительство! Сия легкая конница не могла догнать пехоту Платена! К тому же при нашем положении осаждающих нам более кавалерии, все же, как мне кажется, уместна и надобна пехота!

– Кавалериста можно спешить.

– Это не значит сделать из него в сей же миг пехотинца.

Ваши собственные деяния по обучению вверенных вам войск как раз свидетельствуют именно об этом.

– Вы забываете еще одну мою мысль, столь же неустанно мною повторяемую: война учит быстро.

– Но…

– Господин генерал-поручик, оставим пока этот спор – он ни о чем: все равно, кроме Берга, ничего иного у нас нет.

– Именно об этом я и говорю.

– Я понял эту вашу мысль. Продолжайте.

– Хорошо. Далее: флот – по условиям погоды – скоро уйдет, тем самым деблокировав Кольберг с моря, что позволит подвозить пруссакам припасы.

Румянцев быстро вскинул на Леонтьева глаза. Тот, не отводя взгляда от лица командующего, продолжал:

– Я не останавливаюсь уже на соотношении сил. Просто хочу напомнить вашему превосходительству о рескрипте высокой Конференции относительно того, что паки произойдет нечаянное соединение Платена с защищающими Кольберг, нам надлежит отходить на старые квартиры.

– Это все?

– Нет, не все, – вмешался Еропкин, последние минуты ерзавший от нетерпеливого желания вставить слово. – Противник, ваше высокопревосходительство, обладая преимуществом в кавалерии, восстановил связь со Штеттином, откуда черпает ноне припасы. А наш подвоз затруднен недостатком транспорта и опять-таки этой же кавалерией.

– И еще, господин генерал-поручик, – подал голос бригадир Брандт, – скоро зима, у нас уже много больных…

– Надо отходить, Петр Александрович, – перебил его Еропкин.

– Ваше превосходительство, – с бешенством процедил Румянцев, – я просил вас высказывать доводы, а не советы.

Принимать решение буду я сам. У вас все, господа?

Члены военного совета спокойно и непреклонно наклонили головы в знак подтверждения, что все уже сказано и добавить, а уж тем более возразить, нечего.

– Ну что ж, господа, отвечу вам. Да, вы правы, неприятель превосходит нас числом. И он в укреплениях. Но ведь никто и не предлагает немедленный штурм! Ведь речь идет об осаде! Прошу также не забывать, что припасов в Кольберге не так уж и много, и скоро неприятель будет испытывать недостаток в продовольствии и фураже.

Шепот.

– Да, я знаю ваши доводы – вы их только что мне высказали. Но зима ведь не только прогонит наш флот от Кольберга, она не даст возможности действовать и кораблям противника. Что же касается подвоза со Штеттина, то мы – и особенно при помощи господина Берга – в состоянии прекратить подобные сообщения. Мы осаждаем, и у нас в этом случае больше возможности маневра. О нашем снабжении – кроме подвоза, магазинов – надо налаживать и реквизиции. Война затрагивает всех, включая и тех, на чьей земле она ведется. Это разумно. Но реквизиции – не грабеж. Таким образом мы, соблюдая меру и обеспечив себя необходимым, лишим этого противника, который будет решать задачу: драться с нами или отступить. Надеюсь, вы знаете, как должно сражаться на открытой местности?