Гнев Шибальбы - Лин Гамильтон

Я понимал, что, узнав это, сильно облегчу ему задачу по восстановлению экспоната. Я часто делал подобные исследования для сотрудников музея. Несколько дней подряд я любую свободную минуту проводил в поисках.

Наконец я нашел. Горшок, который он видел, находился в коллекции университета США. Я обнаружил цветную фотографию горшка в каталоге выставки.

Если честно, я не стал рассматривать фотографию слишком пристально. У меня было столько работы! Я просто принес ее сюда. Но, должно быть, что-то осталось в памяти. Посмотрите, вот этот каталог.

Книга лежала, прислоненная к основанию настольной лампы, так чтобы реставратор мог заглядывать в нее во время работы.

— Видите, эти два горшка не идентичны, но похожи, — продолжал Валескес. — Реставратор сказал, что ему это очень помогло.

Сходство было. Правда, уровень исполнения иной, а также имелись различия в деталях, но на обоих горшках было изображено одно и то же событие.

Я машинально перевернула странички каталога и обнаружила надпись:

«Нашему коллеге и другу доктору Эрнану Кастильо по случаю его визита в Соединенные Штаты, июнь 1989 года».

Подпись была неразборчивой.

— Этот каталог принадлежал дону Эрнану? — спросила я.

— Очень может быть, — ответил Валескес. — Он часто передавал кое-что из своего личного собрания в библиотеку, особенно когда это было что-то дорогое или больше не издавалось. Мой бюджет для закупок книг очень мал, — извиняющимся тоном сказал он.

— Думаю, вы нашли то, что мне было нужно, — сказала я, — особенно если учесть, что эта книга принадлежала дону Эрнану. Он, видимо, был знаком с работой, которую здесь выполняли. Но что это значит?

— Понятия не имею. Но вы правы. Дон Эрнан действительно проводил много времени в музее, правда, вступив в должность исполнительного директора, он уже реже появлялся здесь, внизу. Думаю, последний раз я его видел в помещении, которое мы называем комнатой фрагментов. Она находится с той стороны коридора. Помню, что я напугал его. Он был чем-то очень взволнован и едва нашел время поговорить со мной в тот день.

— Вряд ли мне можно удастся в эту комнату, комнату фрагментов, — сказала я.

— Почему нет? — вздохнул Валескес. — Вам здесь вообще находиться не положено. Но раз уж вы здесь, зачем ограничивать ваши перемещения?

Я посмотрела на него, чтобы убедиться, что он не шутит. Но он, как обычно, выглядел ужасно серьезным.

Он тщательно запер дверь лаборатории, затем открыл другую, располагавшуюся через коридор напротив.

Три стены очень просторной комнаты были уставлены шкафами с выдвижными ящиками, которые я бы назвала координатными. Они были длинные и широкие, но неглубокие. Валескес взял ключ из ящика письменного стола, стоящего посреди комнаты, и отпер один из шкафов.

— Выбирайте ящик, — сказал он, жестом указывая на шкаф.

Я вытащила один из ящиков. В нем лежали аккуратно пронумерованные керамические черепки, которые в итоге будут соединены вместе, подобно тем, что я только что видела в лаборатории.

Я вытащила другой. Я бы предположила, что это фрагменты каких-то инструментов.

В одном конце комнаты находились непронумерованные фрагменты, так как были слишком велики. Я внимательно их рассмотрела. У стены лежали большие каменные глыбы, возможно, обломки храмовых бордюров. Там же находились разбитые стелы и крупные расколовшиеся маски и фигуры.

Я улыбнулась Валескесу.

— Чудесное место. Спасибо за то, что показали мне его.

— Да, чудесное, — сказал он, а затем бросил в сторону стола полный отвращения взгляд.

Я проследила за направлением его взгляда и увидела стоящий на столе компьютер. Я все поняла.

— Составляете базу данных? — спросила я.

— Да, — ответил он. — Не могу поверить, что записи о коллекции могут храниться в этой штуке в целости и сохранности. А если электричество отключат? Такое часто случается, сами знаете. Все записи будут потеряны. Это будет катастрофа!

Я подумала, что стоит рассказать ему о резервном копировании файлов на диск и тому подобном, но, похоже, сейчас не время. Когда-нибудь в будущем компьютерная эпоха доберется и до его библиотеки, а Антонио Валескес или уйдет на пенсию, или, если останется, продолжит вести собственные записи на своих любимых маленьких карточках.

Я подумала о своем соседе, Алексе, который был лет на десять старше Валескеса, и задумалась, почему некоторые идут навстречу будущему, а другие отчаянно цепляются за прошлое. Но Валескес мне очень помог. Я предложила угостить его кофе или даже завтраком. Он с подозрением взглянул на свои часы.

— Пусть это будет второй завтрак, — сказала я, вспомнив, что прием пищи рано утром для мексиканцев равносилен проклятью. Лучше сделать это поздним завтраком, чем ранним обедом.

Заявив, что это не обязательно, он тем не менее согласился, и вскоре мы уже сидели в расположенном неподалеку небольшом кафе, запивая вегетарианские пирожки пивом с лаймом. Какой-никакой, а завтрак!

— Сеньор Валескес, вы нашли мне пишущего кролика, — начала я после того, как нам принесли еду.

— Зовите меня Антонио, сеньора.

— Тогда вы называйте меня Лара, Антонио, — улыбнулась я.

— Интересное имя. Что-то из «Доктора Живаго», — сказал он.

— Совершенно верно. Я родилась, когда моя мама изучала русскую литературу, — ответила я.

— Мама, которая любит литературу. Как необычно! — сказал он. Его мать, похоже, литературу не любила.

Я рассказала ему немного о своей семье, затем вернулась к нашей прежней теме.

— Антонио, как вы думаете, что означает «пишущий кролик»? — спросила я.

Он помолчал.

— Я — библиотекарь. Естественно, я могу предположить, что это связано с книгой.

— Люди убивают, используя книги? Я слышала, что ученые разрушают репутацию друг друга с помощью книг, но не убивают же они ими в буквальном смысле.

— Что ж, не знаю. Интересно, сколько бы стоила Библия Гутенберга, например? — он задумался. — Наверняка миллионы песо. Могли бы какие-нибудь люди убить ради того, чтобы завладеть ей? Или один из свитков Мертвого моря, или ранняя версия Тибетской книги мертвых? Могут ли люди решить, что это стоит человеческой жизни? Не буквально убить кого-нибудь, конечно, — быстро добавил он, — но вы понимаете, о чем я.

— Думаю, да, — согласилась я. — У майя существует эквивалент Библии Гутенберга?

— Мне кажется, что такое возможно. Мы никогда не ценили нашу собственную культуру. Но возьмем книги «Чилам Балам», например. Есть книги на латыни, которые, как считается, имеют ритуальное значение для майя. Одна из таких, «Чилам Балам из Тьюзика», — их называют по названиям мест, где их находят, — исчезла в семидесятые годы. Как рассказывают, владелец и хранитель умер при обстоятельствах, которые некоторые считают подозрительными.