Тайна Ребекки - Салли Боумен

Залив казался относительно спокойным, но я знал, что во время прилива и отлива возникают опасные течения, с которыми шутить не стоит. Но я уже изучил их и холода тоже не боялся.

Добравшись до скал, я разделся, сделал легкую гимнастику, чтобы разогнать кровь. Оттуда, где я стоял, мне был виден викторианский дом полковника Джулиана. И в одном из окон горел свет. Это было окно в комнате Элли.

Наверное, она не спит, хотя, по заверениям врача, самочувствие полковника с каждым днем постепенно улучшалось. Каждое утро я заходил к ним: осведомиться о его здоровье. Он еще не настолько оправился, чтобы мы могли вести продолжительные беседы, но он явно шел на поправку. Ему доставляло радость, что теперь я выполню не завершенное им, хотя я считал, что он сам уже проделал всю необходимую работу.

И, глядя на светящееся окно, я думал: чем она занимается – читает? И если читает, то что именно? Элли для меня во многом оставалась загадкой.

Соскользнув с валуна, я вошел в воду. Начался отлив. Я доплыл до своей бухточки, оделся и вернулся в дом, где было еще холоднее, чем в воде.

Сначала, когда я обнаружил, что в доме нет ванной с горячей водой, я даже восхитился тому, что мне самому придется ее греть. Но потом высчитал, сколько котелков придется кипятить, и отказался от этой затеи. Я умывался и брился в тазике. Готовил еду на керосинке, вернее, то, что с трудом можно назвать едой. Повар из меня никудышный. Но все эти неудобства скрашивало то обстоятельство, что я мог наслаждаться тишиной и одиночеством. Мне нравился шум моря, на которое я мог смотреть прямо из окна, как я смотрел на него из дома тетушки Мэй. И мне нравилось встречать рассвет, смотреть, как медленно начинает розоветь небо, как солнце постепенно озаряет макушки деревьев в лесу Мэндерли.

Надев на себя все теплые вещи, которые привез с собой, я зашнуровал походные ботинки, спрятал журнал с заметками в укромное место и отправился в путь. Полковник Джулиан хотел, чтобы я осмотрел домик на берегу залива, но я не надеялся найти там что-нибудь важное и не верил, что кто-то недавно побывал в нем.

Я шел своим обычным путем вдоль берега. Местами тропинка выглядела непроходимой: она то упиралась в скалы, то скрывалась в воде. Но я уже знал, как обойти препятствия. В первый мой поход на это ушло довольно много времени. Но сейчас я шел быстрым шагом и вскоре уже мог видеть маленький городок как на ладони. В центре его возвышалась церковь с колокольней.

А впереди открывался вид на океан. Я не сомневался, что в такую рань не найдется никого, кто мог бы наблюдать за мной. Все еще спали. Только одна посудина застыла в центре залива. Несколько странно – ведь в воскресное утро обычно никто не выходил на рыбалку. Как и в моей родной Шотландии, это почиталось за грех.

Отойдя в укромное место, я достал бинокль и попытался разглядеть, кто находится на палубе. Но она была пуста. Лишь за штурвалом стоял, спиной ко мне и явно не обращая на меня внимания, шкипер с трубкой в зубах.

Наконец я дошел до тропинки, что уходила в лес. Отсюда меня не могли видеть со стороны Керрита даже в бинокль, и здесь я мог идти, не глядя под ноги. С опушки леса мне была видна полоса залива, принадлежавшего Мэндерли, и две высоких скалы, вздымавшиеся посередине. Мне хотелось как-нибудь дойти до них и взобраться наверх, но без соответствующего снаряжения это было бы рискованным делом.

В призрачном рассветном освещении эта часть Мэндерли оставляла сказочное впечатление. Обитатели леса – птицы и животные – чувствовали себя вольготно и не прятались при виде меня. Местные жители считали лес зловещим, но я не ощущал его скрытой угрозы.

Когда я приехал в Керрит, у меня было тревожно на сердце. Я не мог смириться со смертью Джулии и с горестными переживаниями Ника, не мог избавиться от собственного чувства вины, которое овладело мной в последние месяцы ее болезни. Вот почему я отправился в Керрит и занялся наконец поисками и расследованием, которые откладывал несколько лет, потому что они тоже требовали от меня известных душевных сил, я очень надеялся, что красота и уединенность этих мест исцелят меня. И постепенно я и в самом деле начал приходить в себя.

Показалась Счастливая долина, где Ребекка когда-то высадила азалии. Часть из них сохранилась, и в воздухе распространился особенный аромат. И, сопровождаемый этим тонким, едва уловимым запахом, я начал спускаться к заливу. Солнечные зайчики прыгали по волнам и слепили глаза. Зато именно отсюда отчетливо вырисовывалась темная полоса рифов, которые и таили в себе опасность для судов, входивших в гавань. Устроившись на валуне, я достал бинокль и начал вглядываться в эту темную полоску.

В жизни Ребекки оставалось много тайн, которые мне предстояло разгадать. И в первую очередь – обстоятельства ее смерти. Эти рифы тоже имели отношение к ее гибели. Если бы не они, яхту никогда бы не удалось найти. Целый год прошел со дня исчезновения молодой женщины, а никаких следов яхты, на которой она уплыла, не удавалось обнаружить.

И вот однажды во время шторма немецкое торговое судно напоролось на эти скалы. Были вызваны водолазы, чтобы проверить, какие именно повреждения нанесены обшивке.

И один из них случайно увидел яхту. Она лежала на песке совершенно целая. Водолаз заглянул в окно каюты и увидел лежавшее на полу тело. Ребекку опознали благодаря двум кольцам, которые она никогда не снимала.

Миновало год и три месяца со дня ее исчезновения. И за это время произошли два знаменательных события. Первое: Максим де Уинтер опознал и успел похоронить другую утопленницу, приняв ее за свою жену (как выяснилось, это была ошибка). И второе: он успел жениться, хотя еще не прошло и года после смерти Ребекки.

Местные жители считали, что ошибку с опознанием еще можно понять и оправдать: Максим находился в отчаянии после исчезновения жены. В таком состоянии любой мог обознаться, и все искали и находили разумные объяснения тому, что он вскоре внезапно покинул Мэндерли и уехал в Европу. И вдруг, ко всеобщему изумлению, он вернулся назад с невестой. И даже мне – стороннему человеку – трудно было поверить, что муж, потерявший при столь трагических обстоятельствах любимую жену, мог так быстро влюбиться в другую девушку.

Жители Керрита и его окрестностей и по сей день пожимали плечами, рассказывая об этом. А двадцать лет назад это выглядело необъяснимым поступком. У меня создалось впечатление, что Максим хотел, чтобы о нем судачили. Если да, то ему удалось добиться желаемого. Или это его совершенно не волновало? Действительно ли он настолько влюбился в «печальное маленькое привидение», как называли его вторую жену сестры Бриггс, что не задумывался о последствиях? Вполне возможно, поскольку он женился через неделю после знакомства, встретив девушку в Монте-Карло.

Трудно поверить во внезапную пылкую любовь с первого взгляда. Максиму тогда исполнилось сорок два года – он был вдвое старше своей юной жены. Он уже не был порывистым молодым человеком. Неужели Максим не осознавал, что ставит молодую жену в очень трудное положение? Его могла не заботить собственная репутация, но если он действительно любил ее, то не мог не осознавать, что привлечет своим поступком скандальное внимание.