Тень мальчика - Карл-Йоганн Вальгрен

Посмотрела на папки на столе. Следствие и постановление суда по делу, где она сама выступала в качестве потерпевшей. Теперь у нее другая фамилия, поэтому следователи пока не связали ее с Катцем. Больше четверти века назад, шрам на шее можно увидеть только, если знать, что он там когда-то был. Во всяком случае, пока у них нет причин возиться со старьем, это больше для газет. Но рано или поздно докопаются, и тогда ей придется отвечать на вопросы.

Она выдвинула верхний ящик стола. Там лежала еще одна папка. Государственный разведывательный центр, ГРЦ. Военная карьера Даниеля Катца. Единственное, что ей удалось выудить у оперативников. Конечно, есть и другие материалы, но все они засекречены. Очень и очень странно… все это очень странно, и более чем странно, и необъяснимо странно, мысленно повторяла она про себя, набирая номер Оскара Даниельссона. Тот, кого вы ищете, ушел на ланч, сказал автоответчик механическим женским голосом. Вернется в четырнадцать часов.

Ее очень удивило, что Катц проходил военную службу вместе с Джоелем Клингбергом. Катца отобрали в школу переводчиков, и потом он работал на военную разведку как переводчик и компьютерный эксперт. Очевидно, наплевали на его сомнительное прошлое – парень на редкость одаренный. Точно так же, как ее в свое время взяли в прокуратуру – посмотрели сквозь пальцы на ее бурную юность и предпочли рассматривать как ценное приобретение.

Из документов понятно, что и Катц, и Клингберг рекрутированы по настоятельному пожеланию высокопоставленных военных из организации, которая тогда называлась Служба разведки и безопасности Минобороны, USK, предшественница MUST, военной службы разведки и безопасности. Ее всегда смешили эти аббревиатуры, хотя и вызывали некоторое раздражение. Как она поняла, решение было принято в обход военного комиссариата – те почему-то требовали, чтобы Катцу отказали в приеме. Но разведчики настояли на своем. Что касается Клингберга, никаких возражений не было: он со времен интерната-гимназии в Сигтуне славился усидчивостью и способностями.

И все равно… оба, можно сказать, прошли штучный отбор. Только двое из их призыва.

А через двадцать пять лет – только подумать! – один из них похищает другого и вдобавок убивает его жену.

Она опять посмотрела на противоположную стену, и ей почудились скептические ухмылки на детских мордашках. Имеют право на скепсис: трудоголики – те же наркоманы.

Уже несколько дней, как объявлен розыск, но Катц исчез бесследно. Это ее не удивляло. Он привык к бездомной жизни. Выписка из криминального регистра: большую часть девяностых бомжевал и кололся героином. Опыта набрался еще в детстве: никто лучше него не знал, как стать невидимкой.

Может, он у Йормы? Йорма тоже загадочная фигура: бандит-подросток из западного пригорода поступил без экзаменов в высшую музыкальную школу. Детдомовский приблатненный подросток садился за рояль и вполне профессионально играл экспромт Шуберта – ее подруги теряли дар речи. Йорма был, как и она, из неблагополучной семьи, финско-шведской, где у детей выбор небогат: либо они становились музыкантами, либо наркоманами. Только потому, что общество ничего другого от них и не ожидало. Интересно, поддерживают ли они контакт, Данни и Йорма? Когда-то они были, как родные братья. Но если и поддерживают, никто об этом не знает: фамилия Хедлунд в материалах дела не фигурирует.

На службе в разведке Катц, как и все сотрудники, оставил образец ДНК, поэтому для следствия не составит труда идентифицировать его присутствие на месте преступления: волосы, одежда, рвотные массы – убийцу вырвало в трех метрах от тела. Странно, но в рваных ранах на шее ДНК не найдена – криминалисты предполагают, что преступник тщательно обработал раны спиртом, который впоследствии выдохся. Но прочих улик было столько, что на эту мелочь никто не обратил внимание. Отпечатки пальцев по всей квартире, одежда, волосы… и главное, в юности Даниель Катц был осужден за похожее преступление.

Она открыла электронную почту и прочитала письмо Даниельссона – тот послал ей короткий обзор отношений подозреваемого с убитой Ангелой Клингберг. Известно, что Ангела Клингберг попросила подозреваемого расследовать обстоятельства исчезновения ее мужа. Известно, что в поисках информации он посетил Королевскую библиотеку, был в главной конторе «Клингберг Алюминиум». Беседовал с генеральным директором, дядей пропавшего Джоеля. Мало того: он вскоре после нее побывал в том самом подземном гараже у Центрального вокзала и просматривал видеозапись. Был в квартире Клингбергов как минимум один раз до того, как произошло убийство. А скорее всего, и чаще. Не исключена половая связь с убитой.

Даниельссон и его команда исходили из предположения, что Катц сам и похитил Джоеля, а потом убил его жену. Мотив? Пока неизвестен. Так же как неизвестно, где находится Джоель Клингберг и жив ли он вообще. А что касается самого похищения, то и здесь улики говорят против Катца. Во-первых, в день исчезновения автомобиль Клингберга находился поблизости от его квартиры, а во-вторых, человек, парковавший автомашину, и это видно на видеозаписи, был в принадлежащей Катцу куртке фирмы «Песец» – ее нашли в контейнере.

Собственно, в гараже мог быть кто угодно. Лица ни в одном кадре нет.

Или она ошибается, и это и в самом деле был Катц? А тогда, давным-давно, в Хессельбю, кто изгрыз ей горло? Тоже он?

Она рассматривала присланные Даниельссоном фотографии. Свитер на полу, увеличенный под микроскопом волос, фотографии крыши, балкона, печной трубы, мансардного окна… установили путь бегства. Лужи крови, кухонный нож с отпечатками его пальцев, тело погибшей с окровавленной шеей.

Ее внезапно затошнило – подкралась память о прошлом, как о фильме ужасов. Неужели это правда? Данни Катц – оборотень?

Со вчерашнего дня ее не покидало ощущение, что она совершает поездку в прошлое в машине времени. Память – как ящик Пандоры: стоить только открыть… Боже, как она влюблена была в этого красивого еврейского паренька с бездонными, темными, лучистыми глазами и необычной фамилией… влюблена до сумасшествия, так, как можно любить только в ранней юности, на пороге взрослого мира, со всей детской преданностью, с готовностью пожертвовать собой ради любви. Она помнила это постоянное ощущение счастья, этот холодок в животе, когда она с ним встречалась, помнила запах его волос, его пота, его поцелуи, вкус его языка.

И что же тогда случилось? Йорма с Катцем вплавь проникли на стоявшую на рейде шикарную яхту. Она стояла на берегу и видела, как они плывут к судну. Вернулись через час с тысячей крон наличными.

А потом?

Потом пошли на какую-то пирушку в многоквартирном доме, быстро надоело, двинули в центр Хессельбю… она, оказывается, помнит все в деталях! Помнит даже, что им показалось, что за ними следят, – в этом не было ничего странного: в обществе, к которому они принадлежали, мания преследования – обычное дело, в той или иной степени все страдали паранойей. Купили марафет. Дилер был незнакомый, но с виду порядочный. Лица не помнит – все-таки прошло почти тридцать лет.

Пошли в велосипедный гараж. Она бывала здесь и раньше, раздобыла ключ и ночевала, когда дома было совсем уж невмоготу. Укололи друг друга одним и тем же шприцем, это была высшая степень любви и доверия в чужом, холодном, отвернувшемся от них мире. СПИД, гепатит-В и все такое прочее – в те времена плевать они на все это хотели. В пятнадцать лет человек уверен в собственном бессмертии. Она и сейчас ясно видела локтевой сгиб Данни, физически почувствовала упругое сопротивление иглы. Потом настала ее очередь. Передозировка, успела подумать она и провалилась в черноту.