Ульмигания - Вадим Храппа

Теперь по заранее разработанному Конрадом плану прусс должен был убить Леха Белого, а лях — помочь своим соплеменникам схватить язычника. Но он уже знал, что дальше события будут развиваться так, как того захочет прусс. И помешать этому никто не сможет. Лях напоминал сейчас себе барана на бойне, и было ему от того противно, но он ничего не мог с этим поделать. Он полностью был во власти светлых, не отражавших никаких эмоций глаз прусса.

После того как дозор отъехал достаточно далеко, прусс посмотрел на ляха. Тот понял, что за этим последует, и опустил взгляд к воде. Она была темновато-прозрачной. Было видно, как на дне возле сапог шевелятся косматые водоросли. Потом внезапно стало темно. Боли лях не почувствовал.

Дилинг подхватил его и вытащил на берег. Прислушался. В лесу было тихо. Он вернулся за лошадьми. Свою привязал тут же, на берегу, а ту, на которой приехал лях, отвел подальше за деревья и, просунув уздечку под лежавшее бревно, подтянул морду лошади к земле. Затем перерезал ей горло. Лошадь дернулась, пытаясь освободиться, но силы быстро оставили ее, передние ноги подкосились, и она упала сначала на колени, а потом завалилась боком. Дилинг обтер нож о шкуру и подставил ладони под бившую из шеи горячую струю. Он пил и пил, пока не почувствовал, что желудок полон кровью. Тогда вытер о лошадь руки и снял с нее сбрую.

К Леху Белому его привели после полудня.

— Ну, — спросил князь. — Что такого важного ты хотел сообщить мне, язычник?

— Твой брат, князь мазовецкий Конрад, вошел в сговор со Святополком и Верховным Жрецом пруссов с тем, чтобы выманить тебя из Кракова и погубить в этих лесах, а земли твои предать мечу и огню.

— Ты что такое говоришь, поганый? С этим ты шел ко мне, думая, что я поверю? И как посмел ты при мне нести хулу на единокровного моего брата?

— Верь мне, князь, ведь я и есть тот человек, которого послали, чтобы убить тебя.

— Кто послал?

— Крива. А за твою голову Конрад обещал навечно отказаться от претензий на Палве и отдать на разграбление часть твоих владений. Пруссы выступят, как только получат известие о твоей смерти.

Лех задумался. Его и самого уже начинало тревожить затянувшееся ожидание. От Конрада, как это ни странно, не поступало никаких известий. А ведь до Плоцка было рукой подать. Лех послал к нему гонцов с запросом — отчего, мол, тянет с выступлением? Но те почему-то не вернулись в срок. Конрад с детства отличался завистливым и склочным нравом, с возрастом его характер не выправился и особой любви друг к другу братья не питали, но чтобы тот замыслил братоубийство? Такого Леху и в голову не могло прийти. Все же сыновья они одного отца и одной матери, крестились в одной церкви…

— Я тебе не верю, — сказал Лех. — А послал тебя ваш колдун скорее для того, чтобы посеять раздор между мной и братом.

— Я знал, что ты так скажешь, — ответил Дилинг. — А как ты объяснишь, что мне известно место вашей с Конрадом встречи? Ведь ты только вчера сюда пришел, не так ли?

— Ну, этим ты, язычник, никого не удивишь. Все знают, что у вас звериный нюх.

— В этот раз он не понадобился. У меня был проводник из ляхов, от Конрада.

— Был? И где же он теперь?

— Рядом. Прикажи своим людям сходить к большой липе, что стоит на откосе над рекой.

— Проверьте, — распорядился Лех. — А тебе я советую рассказать все, как есть на самом деле, а не сказку, придуманную колдуном. Да поскорее, пока за тебя не взялись мои мастера по дознанию. Они у меня знатоки своего дела.

— Я тебе, князь, все по совести рассказал. Другого ответа не будет.

Когда принесли ляха с вывернутой назад головой, князь рассмеялся:

— Что это? Тот, кто сможет подтвердить твои слова? Из него уже вздоха не выжмешь. Однако ты не так уж и хитер, а, гот?[55]Не удалось тебе убедить меня мертвецом. Попробуй теперь уговорить моих мастеров.

— Если б я не свернул ему шею, — сказал Дилинг, — возможно, он это проделал бы уже с тобой.

— Уберите его, — отмахнулся Лех. — И этого тоже…

— Такова твоя благодарность, князь? Погоди, спохватишься, да поздно будет!

Прусса увели, а Леху вспомнился его загадочный сон. «Что, если гот говорит правду?» — подумал он. Если вдуматься, то от Конрада можно любой пакости ждать. И гонцы куда-то подевались. Все одно к одному складывается так, что впору поверить язычнику.

Пришел один из палачей.

— Чем прикажешь испытать прусса, князь? Огнем или дыбой?

— Вы его очень-то не увечьте, — сказал Лех. — Он еще пригодится. Прижгите так, для порядка, может, чего нового скажет. А не скажет, оставьте. Изуродовать мы его всегда успеем.

— Ничего вы от него не добьетесь, — сказал Говорек, воевода, наиболее приближенный к Леху. — Я этот народ знаю. Для них мучения или смерть от руки врага то же, что для нас милость Божья. Врет он, нет ли — нам все равно не узнать.

— Посмотрим. Иди, иди! — замахал Лех руками на ката.[56]

Потерявшего сознание Дилинга отволокли в один из шатров и поставили охрану. Очнулся он уже ночью.

Живот горел так, будто раскаленный прут, которым ему прижигали кожу, вошел внутрь и там остался, обугливая внутренности. Но кости были целы, а выпитая днем кровь давала уверенность, что Дилинг сумеет быстро восстановиться. Очень хотелось пить, да и ожоги нужно было присыпать золой, но Дилинг счел, что лучше будет, если его оставят в покое до утра, и не стал объявляться. Он пошарил руками вокруг, нашел свою куртку и в ее складках сухие скорлупки моке — «сон-травы». Сунул в рот сначала половину запаса, но потом подумал, что при такой боли эта доза может не сработать, и высыпал все остальное. Пожевал, прислушиваясь к звукам снаружи шатра, и вскоре уснул.

Утром его разбудили. Лицо Леха, и без того бледное, посерело. Приближенные к нему рыцари были озабочены. Все посмотрели на Дилинга, когда его ввели. «Началось…» — подумал Дилинг.

— Я узнал, что Конрад убил моих послов, — сказал князь. — Теперь я думаю, что в твоих словах была истина.

— А как быть с этим? — спросил Дилинг, задирая нижнюю рубаху. Живот его был испещрен вспухшими багровыми рубцами. Они еще не успели затянуться корочкой и сочились сукровицей.

Лех поморщился:

— Ты должен быть благодарен мне. Тебе оставили жизнь и не искалечили. Могло ведь быть и по-другому.

— Я запомню твое великодушие, князь, — сказал Дилинг.

Лех пытливо посмотрел на него, но по бесстрастному лицу прусса нельзя было что-либо прочесть. Он ворчливо сказал: