На тихом перекрестке - Инна Кублицкая

— Не огорчайтесь. Немножко грима — и этого ужаса не будет видно вовсе. Уверяю вас!

— О боже! Да на мне уже столько пудры! — возразила Анна-Эванжелина.

— Пудра — это ничто! — горячо заверил ее Мартен. И с поклоном предложил: — Если вы не будете против, то я вызовусь вам помочь. Может быть, мы придумаем что-нибудь…

Почему Анна-Эванжелина согласилась пойти с ним? Что сыграло свою роль: любезный разговор, хорошая одежда или удивительная мальчишеская улыбка неизвестного ей кавалера? А может, несмелая надежда, что этот молодой человек в силах сотворить чудо?.. Как бы то ни было, но великая Анна-Эванжелина ухватилась за протянутую ей соломинку. И нисколько не пожалела об этом.

Тем более что Мартен позаботился о том, чтобы у великой Анны-Эванжелины не зародилось и тени подозрения относительно его намерений — в самом деле, не могла же звезда синематографа пойти куда-то невесть с кем?

— Вы простите, если я оставлю вас на минутку? — сказал он, будто не замечая ее колебаний. — Я здесь с сестрой и, если вы позволите, сейчас я позову ее.

Анна-Эванжелина улыбнулась и отпустила.

На его счастье, еще раньше Мартен заметил в зале одну из знакомых девиц. На проститутку, кем она была на самом деле, девушка не была похожа ни одеждой, ни поведением — лицо ее выглядело свежим и задорным, и, что весьма было ценно, она умела не теряться в затруднительных положениях. Звали девушку Кириена.

Мартен пробрался к Кириене, сунул в руку банкноту и шепотом быстро объяснил, что ей придется разыграть роль его сестры.

— Кого ты собираешься обжулить, красавчик? — спросила Кириена, вставая с места.

— Поскромней! — осадил Мартен. — Это тебе не лопухов на личико ловить.

— Ты хочешь кого-то разыграть, Мартен? — быстро сориентировалась девица.

— Уже лучше, — похвалил Мартен, ведя ее по проходу. — Пока никого. Главное, не забывай, что ты моя сестра.

— А какая у нас фамилия? — полюбопытствовала Кириена.

Мартен на мгновение задумался.

— Саба, — сказал он. — Мартен и Кириена Саба. Подходит?

— Саба? — попробовала она фамилию на вкус. — Почему бы не взять фамилию позвучнее?

— Например, Беллас де Карайи вад Лисакас? — спросил Мартен.

Они рассмеялись.

— Разрешите представить вам мою сестру, Кириену, — поклонился Мартен, галантно открыв перед самозванкой дверь в ложу Анны-Эванжелины.

Кириена, не ожидавшая такого, во все глаза уставилась на великую актрису и робко повторила свое имя.

— Но я еще не знаю, как зовут вас, молодой человек, — заметила приободрившаяся Анна-Эванжелина.

Мартен очень натурально смутился.

— Ах, простите. Мы здесь провинциалы… Мартен Саба, — представился он, чуть склонив голову.

Они покинули театр и, пройдя полквартала, оказались в квартире Мартена — скромной по меркам европейской знаменитости, но вполне приличной и аккуратной даже на ее взгляд.

Кириена, которая уже не раз бывала здесь, деловито, как будто была хозяйкой, зажгла газовый рожок и пригласила гостью в гостиную. Она назвала комнату как-то по-деревенски: «зало», и великая актриса, умиленная этой простотой, уже не обратила внимания на то, что в убранстве квартиры не чувствуется женской руки.

Кириена помогла актрисе смыть грим и непритворно охала и ахала, разглядывая синяки и ссадины. Мартен тем временем разложил на столе свой гримировальный набор.

Какое будет освещение в «Принце Альберте», Мартен знал и, исходя из этого, начал работу. Анна-Эванжелина не видела, что делает ее спаситель — он потребовал, чтобы глаза ее были закрыты, да и зеркала не предложил, — и она подчинилась его властной деловитости.

Когда Мартен занялся ее ресницами, он, наконец, послал Кириену за зеркалом, и Анна-Эванжелина увидела свое преображенное лицо. Она ахнула. Потом пригляделась — следов аварии как не бывало! Правда, когда Анна-Эванжелина захотела потрогать щеку, где еще час назад лиловел обширный синяк, из-за которого ей трудно было говорить, Мартен предупредительно перехватил ее руку.

— О, умоляю вас, только не прикасайтесь! — И велел «сестре» помочь даме поправить прическу.

Кириена засигналила ему из-за спины клиентки: что ты, мол, родной, ведь у тебя же нет обыкновенных щипцов для завивки! Тогда Мартен, поняв, что Кириена ничем помочь не может, присмотрелся к слегка растрепавшейся прическе актрисы и решительно стал переставлять гребни и заколки сам.

Анна-Эванжелина с интересом следила за тем, как ее растрепанная прическа превращается в нечто нетрадиционное, но очень привлекательное, так что, закончив, Мартен сам поразился тому, что удалось ему сделать.

— Эта прическа к фильму «Персидская княжна»! — воскликнула восхищенная Анна-Эванжелина.

Мартен, придя к выводу, что плоды его усилий выглядят вовсе не плачевно, сказал:

— Вы позволите проводить вас до «Принца Альберта»?

Анна-Эванжелина, конечно, не смогла отказать своему спасителю. Мартен водрузил на голову шляпу, взял трость и предложил руку великой актрисе.

В наемном фиакре они подъехали к гостинице. «Принц Альберт» по случаю приема сиял огнями; из распахнутых дверей доносилась музыка, фланировали богато одетые пары.

— Вы не зайдете? — вежливо спросила Анна-Эванжелина, когда Мартен помог ей выйти из экипажа, но от внимательного взгляда Мартена не ускользнуло, что великая актриса как будто невзначай окинула взглядом его скромный костюм, явно не подходящий к случаю; поэтому, внутренне усмехнувшись, он развел руками:

— Увы, я не могу сопровождать вас.

Анна-Эванжелина облегченно вздохнула, но тут же встрепенулась:

— Но вы придете ко мне завтра? — она обворожительно улыбнулась. — Ведь я и завтра хочу выглядеть красивой!

— Непременно зайду, — с поклоном ответил Мартен.

— Около одиннадцати, — попросила Анна-Эванжелина. — Я запомнила ваше имя, Мартен Саба.

Мартен еще раз поклонился и поцеловал поданную ему руку. Великая актриса благосклонно приняла его почтительность и направилась к дверям отеля.

Анна-Эванжелина… Живая легенда, «Сара Бернар из Северингии», «Звезда Корисы»… Восходящая звезда мирового экрана… Подумать только, еще год назад никто не знал этого имени, а теперь ее опьяняющая красота известна всему миру, всему цивилизованному миру, миру, который увлекся новым кумиром — синематографом. Еще три года назад казалось, что кино — это не более чем низкое, балаганное зрелище, что интерес к нему начал угасать, что возможности «движущейся фотографии» исчерпаны. Людям надоели незатейливые сцены прибытия поездов на вокзалы и простенькие инсценировки с садовыми шлангами, надоели бесконечные бытовые сценки — люди привыкли к тому, что можно воспроизвести движущееся изображение. И вдруг северингийские предприниматели отец и сын Готорны начали производство кинодрам.