Эскадренные миноносцы типа “Касатка”(1898-1925) - Николай Афонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это же время для нас стало ясно, что мы с оставшимся налицо количеством угля и масла дойти до Владивостока не можем, а потому решили, что остается идти пополнить свои запасы в Киау-Чау. Но как только мы попробовали двинуться от берега в море, мы сейчас же увидели знакомый нам двухмачтовый крейсерок, и нам опять пришлось вернуться под берег. Только а начале 4-го ч нам удалось обмануть его бдительность и лечь на курс, но прямо на Шантунг мы все-таки идти не рискнули и отгребли к S несколько более, чем обыкновенно нужно, и при очень благоприятной погоде полным ходом проскочили через Желтое море и в 1 ч 20 мин ночи увидели на траверзе Шантунгский маяк. В 11 ч утра пришли в Киау-Чау.
В порт вошел с вполне исправной машиной, если не считать легкого стука в цилиндрах, как потом оказалось, ничего серьезного из себя не представлявшего, но менее чем с половинным запасом угля и совсем без деревянного масла. На рейде, кроме германской эскадры, нашел “Цесаревич” и миноносец “Бесшумный”, имевший повреждения в машине. Распорядившись тотчас же приемкой угля и масла в более, чем полном количестве (Ют брикета и две бочки масла на палубу) поехал на “Цесаревич”, где я надеялся получить приказания. Там я узнал, что начальник штаба контр-адмирал Матусевич только что отвезен в госпиталь в полубессознательном состоянии и что к нему нельзя ни с чем обращаться. Я обратился к командиру броненосца с вопросом — может ли он дать мне какое-нибудь приказание, а именно, должен ли я идти на север или на юг, пробираться в Сайгон или оставаться в Киау-Чау.
В ответ на это капитан 1 ранга Иванов сказал мне, что он не считает себя в праве давать мне какие бы то ни было приказания и что кроме того он сдает сегодня броненосец, так как сам отправляется в госпиталь. Капитан 2 ранга Шумов тоже приказания мне никакого не дал, но советовал никуда не выходить, ввиду невозможности успеха. Имея в виду, что и.д. губернатора словесно сообщил нам, что о сроке нашего пребывания он посылает телеграмму в Берлин и что для получения ответа мы во всяком случае имеем право оставаться в порту, я решил, что так как к этому же времени будут, вероятно готовы ‘Бесшумный" и "Беспощадный”, то я подожду их, чтобы во всяком случае идти вместе. С другой стороны, я выгадывал этим время для отдыха машинной команды, измученной полными ходами в течение двух суток, не спавшей две ночи и, если бы мы сразу пошли на север, имевшей не спать еще 3 ночи; приходилось же опять предвидеть полные ходы, когда машинная команда работает вся без вахты.
В Киао-Чао
1 августа получил предписание губернатора, в котором мне назначался последний срок выхода 6 ч утра 3 августа. Остальным миноносцам назначены были те же сроки, но они готовы быть не могли. Оставался я один. К этому времени я собрал кое-какие сведения в порту и в городе. Во-первых, вопрос об южном направлении отпадает, вследствие полученных тайфунных предостережений, официально объявленных. Кроме того, появились известия о том, что не вдалеке от Киау-Чау держатся японские крейсера и миноносцы. Это известие было настолько настойчиво, что германский адмирал высылал свои миноносцы в море дежурить ночью, а суда были в полной боевой готовности. Не поддаваясь впечатлению этих рассказов, я старался сделать подсчет времени — каким образом можно одному миноносцу проскочить до Владивостока. Выгоднее всего было выходить из Киау-Чау ночью, чтобы пройти незамеченным, буде перед входом есть крейсера, а для того также, чтобы подойти к Корейскому проливу перед ночью.
Но расстояние от Quelpart’a до Цусимы невозможно было успеть пройти до рассвета. Встретить же в проливе или близ него кого-нибудь днем — значит быть согнанным с прямого пути и стать в то положение, в каком я был 29-го числа, т. е. много миль полного хода в сторону и громадная трата на это угля и масла, результатом чего будет та же нехватка этих материалов до места назначения, или гибель миноносца.
Не скрою, что мне очень хотелось выйти в море, и офицеры миноносца также, по-видимому, очень желали того же.
Оставался еще один исход — выйти с определенным намерением кого-нибудь атаковать и таким образом погибнуть не даром. Но ни одно благоразумное, основанное на расчете, соображение не допускало успеха дела. Для этого пришлось бы прежде всего идти и разведывать, где и кого можно найти, а в этом случае естественно предположить, что многочисленным японским крейсерам легче выследить одинокий миноносец, чем обратно. Тем более, что, при множестве японских шпионов в Цингтао, они о выходе его отлично будут осведомлены, и тогда никто меня до атаки не допустит. Взвесив все эти обстоятельства, я решил принять на себе тяжелую ответственность, и может быть, жестокие нарекания, но не жертвовать даром миноносцем и его командой.
Счастлив буду я и все служащие миноносца, если Бог приведет нас опять вступить на палубу действовавшего корабля и там получить возможность еще послужить Царю и России.
2 августа получил предписание, которое и исполнил, спустив флаг и вымпел и сдав портовой комиссии: замки, патроны, ружья, зарядные отделения мин, балансир воздушного насоса и золотники цилиндров высокого давления.
Гг. офицеры и команда здоровы; после перехода имел пять больных машинной команды от переутомления.
Лейтенант Трухачев 1-й.
Во время испытаний на одном из миноносцев типа “Касатка”. 1900 г.
На фото вверху: миноносцы “Скат” (два фото вверху) и “Кит”