Пятновыводитель для репутации - Барбара Колли

— Возможно… Но я тоже говорю по сотовому и подумала, что, если буду передвигаться, они не смогут засечь меня.

— Но где ты? И объясни, ради бога, почему ты вот так сбежала?

— Я… я не могу сказать вам, где нахожусь. — Голос ее прервался. — Ох, Шарлотта, я… я так все запутала!

Несколько долгих секунд в трубке отчетливо слышались лишь приглушенные рыдания.

— Простите! — наконец, заикаясь, выдавила она.

Шарлотта разрывалась между сочувствием и гневом: сочувствием к запутавшейся молодой женщине, которой пришлось жестоко страдать в руках бесчеловечного мерзавца, к тому же отца ее ребенка, и гневом за боль, причиненную Даниэлю и Дэви.

Гнев одержал верх над жалостью.

— Это не передо мной тебе надо извиняться! — выпалила Шарлотта. А затем, осознав, как громко разговаривает, и побоявшись разбудить Дэви, понизила голос: — Ты бросила Даниэля в беде, а Дэви… бедный малыш! Он все время спрашивает, где же его мама! И что я должна ему сказать?

— Значит, Дэви у вас?

— Да, у меня, — отрывисто подтвердила Шарлотта. — Выбор был таким: или мой дом, или детский приют.

— Спасибо вам! — прошептала Надя. В ее голосе звенели слезы. — Я так о нем волновалась! Как… как он?

— А как ты думаешь? Как, по-твоему, может чувствовать себя трехлетний малыш, если родная мать бросила его без предупреждения и объяснения?

— Шарлотта, пожалуйста, не злитесь так! Прошу вас, дайте мне хоть попытаться объяснить!

— Так объясняй. Внимательно слушаю.

— Я… я думала, что поступаю правильно. Я была уверена. И… и у меня не было выбора.

— Выбор есть всегда.

— Нет, не всегда, и особенно не в этом случае. Мы обе прекрасно знаем, что меня первую заподозрили бы в убийстве. И я решила, что если убегу — попросту исчезну, — полицейские сосредоточат внимание на мне и не тронут Даниэля. — Она заколебалась. — Вы должны мне поверить, я никогда не смогла бы намеренно причинить ему вред. Я люблю Даниэля. И, кроме Дэви, он — лучшее, что есть в моей жизни. Но еще я рассчитывала, что, если даже по каким-то причинам Даниэль все же попадет в тюрьму, его сумеют вытащить под залог. — Голос ее стих. — Но все пошло не по плану, — наконец после паузы снова заговорила она. — Шарлотта, как бы то ни было, я не могла рисковать своей свободой.

Шарлотта нахмурилась.

— Подожди-ка! Что это ты сказала? Значит, ты знаешь, что Даниэлю отказали в освобождении под залог?

— Да, знаю.

— Но откуда? Мне самой сказали только сегодня утром.

— Я… у меня свои источники. Но это неважно. Необходимо, чтобы вы поняли, Шарлотта: что бы ни случилось, мне ни в коем случае нельзя оказаться в тюрьме!

— Но как же Даниэль? Что…

— Я беременна! — выпалила Надя. — У нас с Даниэлем будет ребенок!

Шарлотта потрясенно умолкла. Бессильно рухнув на диван, она уставилась невидящим взглядом в стену. Ничего удивительного, проносилось у нее в голове. Вся эта таинственность. Скоропалительная свадьба, на которую никого не позвали. Надин так называемый «желудочный вирус». Если задуматься и сопоставить все эти события, они складываются во вполне логичную картину. Может, даже слишком логичную…

А что, если, упаси боже, Мэделин во всем права насчет Нади? Что, если Надя убила Рикко? И что, если она ухватилась за Даниэля просто как за спасательный круг, на случай, если все выяснится? Трудно найти лучшего мужа, чем Даниэль, — преуспевающий юрист, да и вообще «хороший улов» по всем женским меркам. В конце концов, забеременеть, чтобы заарканить мужчину, — самый древний трюк в мире.

И вдруг Шарлотта почувствовала, как багровеют и пылают от стыда ее щеки. Да как она могла даже заподозрить Надю в такой подлости? И когда это Мэделин бывала права хоть в чем-нибудь?!

— Пожалуйста, скажите, что вы понимаете меня! — взмолилась Надя. — Пожалуйста, не считайте меня дрянью!

— А Даниэль знает? О ребенке.

— Конечно, он знает. Но кроме него — никто. Мы собирались объявить об этом на приеме, который планировали на следующий месяц.

Шарлотте оставалось задать лишь один вопрос. И, как бы ни было ей тяжело, она могла задать его лишь так — прямо в лоб, без обиняков.

— Надя, это ты убила Рикко?

— Нет! — закричала девушка. — Даже в самые ужасные моменты нашей жизни такая мысль мне и в голову не приходила! Единственный выход, о каком я могла думать, — убежать от него, вычеркнуть его из своей жизни. Шарлотта, клянусь вам, я не имею никакого отношения к этому убийству!

Шарлотте очень хотелось верить ей. Она всем сердцем желала, чтобы, когда дело касалось тех, кого она любила, снова можно было поверить своим инстинктам. Но… обжегшись на молоке, на воду дуешь. А обожглась она очень сильно.

— Если кто и приказал убить Рикко, — продолжала Надя, и каждое ее слово звенело горечью, — это может быть только Лоуэлл Вебстер.

И снова Шарлотта изумленно замолчала. Не может быть!

— Ты о том самом Лоуэлле Вебстере? — О том самом человеке, которому чуть ли не как идолу поклоняются во всем Новом Орлеане? Боже мой, да что там, во всей Луизиане!

— Именно! — подтвердила Надя.

Но как такое возможно?

Лоуэлл Вебстер — миллионер, который сам сделал себе огромное состояние, с абсолютно безупречной репутацией. Сколько статей о нем понаписано! О том, как он пробился наверх, вырвавшись из трясины нищего детства, и превратил убыточную торговую фирму в богатейший источник дохода. Но дело не только в его богатстве. Его любили и уважали за бесчисленные благотворительные акции, неустанную заботу о малоимущих. К тому же его прочили на пост мэра Нового Орлеана: в предвыборной гонке он на голову опережал прочих участников.

— Но почему, ради всего святого, ты думаешь, будто Лоуэлл Вебстер убил Рикко? Да что вообще может быть общего у такого человека, как Вебстер, с отребьем вроде Рикко Мартинеса?

— Напрямую — ничего, — отозвалась Надя. — Мне нечем доказать свои слова. Но у Лоуэлла есть сын, Марк. И Марк этот на своего отца ни капли не похож. На самом деле он самим своим существованием ниспровергает все принципы, которых, предположительно, придерживается Вебстер. Но Марк — его единственный сын, и Лоуэлл сделает что угодно, лишь бы защитить его.

Шарлотта нахмурилась.

— Объясни-ка подробнее.

Надя вздохнула.

— Это длинная история. — Она откашлялась. — По словам Рикко, они с Марком познакомились, когда оба, еще подростками, отбывали срок во Флоридской детской колонии. Хотите верьте, хотите нет, но Рикко родился в состоятельной, благополучной семье в Майами. Просто спутался с дурной компанией. В колонии он оказался потому, что однажды ночью — просто ради развлечения — он вместе со своей бандой ограбил винный магазин и попался. А Марка посадили за перевозку наркотиков из Флориды в Луизиану. Его отец — вы только подумайте! — был уверен, что сын путешествует вместе с классом. В общем, в колонии между Рикко и Марком возникло нечто вроде дружбы. Марка выпустили первым, и он велел Рикко отыскать его, когда тот окажется на свободе. Когда Рикко вышел, он попытался вернуться домой. Но отец хотел преподать мальчишке урок и отказался иметь с ним дело. Предположительно, он обвинил Рикко в том, что тот опозорил семью и отныне может жить как угодно и на что угодно. По крайней мере, именно такова версия Рикко. После того, как отец, по выражению Рикко, «отрекся от него», он автостопом добрался до Нового Орлеана и разыскал Марка. Марк предостерег его, чтобы Флоридскую колонию он никогда и словом не поминал. Сказал, что отец использовал все свои связи, чтобы добиться его освобождения, и до сих пор злится — в первую очередь за то, что он попался.