Печать правосудия - Артём Кочеровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже через полчаса я убедился, что это был точно фейко-патруль. Ну не могла такая хорошенькая, пускай и физически крепкая девушка, работать тут на общих основаниях. ОБНИСОВцы – они же наполовину преступники и часто отмороженные по долгу службы, а тут старший сержант Соколова. В лучшем случае она проходит затяжную подготовку и её не пускают в «горячие точки» города, в худшем – она выполняет роль красивой обложки. Мы заканчивали второй трехкилометровый круг по самым безопасным улицам города. Там и обычных копов – завались. Самое страшное, на что мы могли тут нарваться – это карманная кража или внезапный концерт Повэрштерна.
– Ты куда пялишься?
Соколова развернулась, словила меня с поличным.
– Никуда, – ответил я и поднял глаза. – Прикрываю тебя со спины.
– Теперь ты идешь впереди, – она подтолкнула меня. – Надеюсь ты не совсем умалишённый. С двух раз маршрут запомнил?
– Ещё бы, – я сунул руки в карманы и двинул дальше. – Как тут не запомнить. Центр города, улица, где квартира стоит, как половина девятиэтажки на Шиферке. Тут так опасно, что нам должны молоко после смены выдавать. Может в следующий раз подкрепление в патруль возьмем? Мало ли что.
Она остановилась, вытаращилась на меня. Я пошел дальше. У меня ведь приказ.
– Стой!
Новый приказ. Останавливаемся.
– Что ты хочешь сказать?
– Вероятно, ты самый перспективный обник, раз тебя поставили охранять такое гиблое место.
– Заткнись!
– Есть.
– Я маршрут не выбираю. Понял! Маршрут для патрульных составляет начальник смены и прописывает его в журналах наряда. Ему виднее, кого и куда ставить. Хочешь сказать?..
Она положила руки на пояс, затем отвела взгляд и притопнула ногой.
– На прошлой неделе я патрулировала возле городского банка и там…, - она опустила глаза.
– А-а-а-а, ну если у городского…
– Заткнись!
Её палец так близко приблизился к моему лицу, что я снова почувствовал сладковатый запах духов.
– С чего я вообще должна перед тобой оправдываться?
– Можно говорить?
Она скривилась и отвела голову. Это означало: «да, говори, умник хренов, но помни, что я презираю тебя до тошноты».
– Ты не должна оправдываться, разве что…
– Что?
– Я просто не до конца понимаю, – я почесал щеку. – Чему я должен у тебя научиться? Вернее, чему ты можешь научить меня? Я видел улицы не только на выставочных экспонатах. Я там родился. И я знаю, чего от них можно ждать.
– Я тоже знаю.
– Ага.
– Не веришь?
Она посмотрела по сторонам. Безопасный маршрут её больше не интересовал. Зеленая дорога на нашем воображаемом навигаторе уходила вперёд, а возбужденная Соколова (как же это двусмысленно звучало) выбирала коричневые и красные ответвления смежных улицы.
– За мной!
– Ты уверена?
– За мной, курсант Майоров!
Ну, как знаешь, старший сержант Соколова. Ты выбрала не оранжевую, не красную и даже не коричневую дорогу. Мы пошли по самой черноте. В переулок вдоль молочки и дальше к тупику возле старого рынка. Туда я и сам идти не хотел, но приказ есть приказ.
… … …
Гул от удара в колокол разносился по всей округе. Так мне показалось. Потом я начал приходить в себя и понял, что гудело у меня в голове. Церквей по близости не было.
Я лежал на животе, лицом в землю. То-то тяжёлое придавило меня между лопаток. Теплое стекало по голове, а рядом валялась труба с разводами от ржавчины. В глазах немного двоилось. Я вспомнил, на чем оборвалась моя память, и это дало огромный всплеск силы. Часть я направил в район затылка, чтобы погасить боль. Кто из этих ублюдков вырубил меня? Как он подкрался?
Опершись на руки, я попробовал встать.
– Лежать!
Ага понятно. Что-то тяжёлое на лопатках – это чья-то нога.
– Лежать-сосать, падаль! Ах-ха-ха-ха!
Вывернув шею, я увидел над собой худого мужика, лет тридцати со впадинами на щеках.
– Сосать сейчас будет кто-то другой! Гы-гы-гы!
Уткнув подбородок в землю, я посмотрел вперёд. Доигрались…
Соколова слишком сильно хотела доказать, что она чего-то стоит. Она дошла до того самого тупика возле старого рынка. Я отговаривал её вернуться, но было уже поздно. Взыграла гордость.
У нас были слишком маленькие шансы. Я ставил на то, что в девяти случаях из десяти, мы наткнемся на кого-то в тупике. Случилось то, что должно было случится. Пара придурков перегородили нам дорогу и стали заигрывать. У одного был кривой, как клюшка, нос, а второй гыгыкал после каждого второго слова.
Соколова приказала нас пропустить, а когда поняла, что те привязались наглухо, решила показать силу и… попросила у них документы. Не хухры-мухры. Урок уже почти состоялся. Гыгыкающий интеллектуал начала хватать Диану за руку, а второй обходить её сзади. Встретившись с воинственным, но все же испуганным взглядом своего командира, я понял, что игру пора прекращать. Тогда-то бесшумный сукин сын и опустил на меня трубу.
– Нет-нет-нет-нет!
Тональник и помада с лица Дианы прямо сейчас отпечатывались на темно-зеленом мусорном контейнере. Гыгыкающий заломил ей руки за спину, а второй возился с юбкой и колготками.
– Боже, какая же она сладкая, гы-гы-гы!
– Давай быстрее! Я тоже хочу!
– Ага! Гы-гы-гы!
– Пожалуйста… Прошу…
Не такой урок я хотел преподать Диане. Не такой…
Взрыв. Я перекатываюсь на спину, хватаю худого за ногу и… Цельная запчасть разбирается на множество мелких деталек. Он орет. С синего языка срываются тягучие слюни. Он использует силу, отпрыгивает в сторону на здоровой ноге. Бесшумно и быстро. Обладает каким-то талантом. Я догоняю его на третьем шагу и отключаю ревущую сирену. Чуть-чуть хрустит у меня в кулаке, и сильно хрустит у него в центральной части лица.
Гы-гыкающий дергает ремень, камуфляжные штаны сползают до колен. Новый взрыв внутри, и я стою рядом. Хватаю его за ноги, отрываю от земли. Он вытягивает руки вверх, кричит, растягивается в воздухе дугой, делает пол-оборота через мою спину, врезается в останки офисной мебели. На белой столешнице появляется красная клякса, его тело дергается и закапывается в изломанных осколках мебели. Из-под завала доносится последнее:
– Гы-ы-ы-ы-ы-ы…
Тот, что держит Диану, смотрит на меня. Я аккуратно беру его руки, слегка трясу. Он понимает, и освобождает хватку. Я вижу на её запястьях синяки, царапины, грязь. Новый взрыв. Я бью в живот и в голову. Бессознательное, а может быть и мертвое тело отлетает к бетонному забору.
– О боже…
Диана обтягивает юбку, поправляет колготки. Ручьи слез из глаз текут по счесанному об мусорку лицу.