Талант марионетки - Надя Дрейк

И самое сладкое воспоминание – ее первая крупная роль. Она была Джульеттой, наивной и решительной, стояла в белом длинном платье на балконе и мечтала вслух о своем возлюбленном. Зал смотрел только на нее, и звон аплодисментов на поклонах грозил обвалить потолок. Сколько там было зрителей? Сотня или чуть меньше? Разве можно сравнить тот маленький зал с Театром Семи Муз? Одни только друзья и знакомые семьи Дигэ составляли не менее половины зрителей, но как искренне все они радовались успеху Жюли! Ее встречали с цветами на выходе, а потом отец повел ее в самый дорогой ресторан Буржа, отметить успех. Стоит ли мечтать о таком в Париже?

– Да ладно, – бросила Николь. – Все везде одинаково, ты просто еще не привыкла!

Как странно это было слышать от такой молодой девушки! Николь была младше Жюли на пару лет, а выглядела и вовсе сущим ребенком с ее белокурыми локонами и пухлыми розовыми губками. Лишь ее взгляд, когда она смотрела на подруг, был уверенным и даже чуть насмешливым.

– А ты помнишь Клоди Синьяк? Она тоже все время жаловалась, как ей, дескать, тяжело… А ведь в ведущие актрисы выбилась, – вдруг вспомнила Сесиль. – Играла шикарно, все ее обожали, и все равно иногда вечерами она плакала, прямо как Жюли сейчас.

– Я не плачу! Что за Клоди? Я ничего не слышала о ней.

Обе девушки недоверчиво посмотрели на нее.

– Она очень быстро продвинулась в театре, делила гримерную с Аделин, и в этом сезоне должна была играть Корделию и фру Линне, но она, – Сесиль поперхнулась и в несколько поспешных глотков допила вино, – она решила уйти.

– И где она теперь? – Жюли подложила руки под шею и поудобнее прислонилась к дивану.

– О, она нас покинула, так печально, – проговорила Николь и качнула свой хорошенькой белокурой головкой. В голосе ее не было ни следа сожаления.

– Представляешь, после самого последнего спектакля у нее перепутались ленты на шнуровке, – перебила Сесиль. – Это было ужасно сложное платье. Клоди сама настояла: раз уж это ее последний выход, пусть на ней будет что-нибудь особенное, – девушка хихикнула. – Она перед спектаклем постоянно на примерке торчала, хотела, чтобы все было идеально. – Николь фыркнула, а Сесиль продолжила: – Они с Жаннет там такого понапридумывали, что наряд вызвал настоящий фурор! Столько лент и завязок, что она, должно быть, полчаса тратила, чтобы его надеть! Клоди после поклонов ушла переодеваться, но не справилась со всеми веревками и тесемочками. Ее только на следующее утро нашли удушенной в своем же платье!

Жюли сглотнула:

– То есть…

Николь раздраженно махнула рукой:

– А платье красивое было. – Она разлила остатки вина из бутылки и подняла стакан в шутливом тосте: – Давайте лучше выпьем за Сесиль! У нее новая роль, новая помада и новый ухажер!

– Тссс! – Глаза Сесиль округлились, но она не сдержала смеха.

– Кто же это? – поинтересовалась Жюли.

– О-о-о… – Николь выразительно изогнула бровь.

– Нет-нет, пока я этого не могу сказать! Жюли, – Сесиль быстро перевела тему: – А у тебя уже здесь нашелся хахаль?

Жюли отрицательно покачала головой. Все девочки вокруг нее постоянно бегали на свидания, успевая вместить их между репетициями, примерками и спектаклями, некоторые крутили романы сразу с несколькими и непрестанно этим хвастались. Ее же единственный намек на жениха остался в далеком Бурже.

– У меня был приятель в Бурже, еще со школьных лет, – поведала она не особенно охотно. – И наши родители хотели, чтобы мы поженились… Мы даже собирались. А потом я уехала в Париж.

– Как его звали?

– Патрик, а я называла его Пати.

– И он был твоим первым мужчиной? – Сесиль пододвинулась к ней поближе, заговорщически понижая голос.

Жюли кивнула в знак согласия. Как странно, в Бурже она никогда не стала бы о таком говорить, но нравы Парижа до сих пор удивляли ее. Здесь считалось в порядке вещей не только менять партнеров, как перчатки, но и заявлять об этом во всеуслышание. Марианна ван дер Меер совершенно не стеснялась того, какую выгодную партию себе нашла, Аделин недавно рассталась со своим женихом, с которым жила вне брака, да и сама Николь не отличалась постоянством и не раз жаловалась, что очередной мужчина просто воспользовался ею.

– Мне пора бежать, скоро закончится спектакль! – воскликнула Сесиль и вскочила с насиженного места. Она еще пару минут вертелась у зеркала под ехидные комментарии Николь. Тюбик темно-красной помады проворно рисовал чувственные губы, а запах духов, которые Сесиль вылила на себя, чувствовался даже в коридоре.

– Удачи, дорогая! – Николь послала ей воздушный поцелуй, и Сесиль умчалась, махнув на прощание длинным шарфом. – Она встречается с Этьеном, – пояснила Николь, когда дверь за товаркой закрылась.

– С Этьеном? Правда? – пробормотала Жюли, не открывая глаз.

– Не думаю, что это серьезно. Это же Этьен.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, – протянула Николь, собирая грязную посуду, – он никогда не отказывает себе в удовольствиях. Впрочем, если это ей нравится, то остается только порадоваться за Сесиль. Разве кто-нибудь откажется от такого шанса?

– Дениз, – засмеялась Жюли. – Иногда она отпугивает мужчин своей враждебностью, как амазонка.

– Может быть, она не так уж и неправа!

Жюли вытянула усталые ноги и потянулась. От выпитого на голодный желудок вина ее совсем разморило, и дорога домой через весь город представлялась ей кошмаром.

– Эй, смотри не засни тут! – Николь потрясла ее за плечо. – Я побежала, хочу встретиться с Дениз и Себастьеном. Хотим сегодня еще заглянуть в «Лягушку». Ты пойдешь?

– Я, пожалуй, домой, – сонно отозвалась Жюли.

Николь наклонилась к ней и расцеловала на прощание в обе щеки, оставив на коже липкие следы помады.

Жюли устало плелась по полутемным коридорам театра. До окончания спектакля оставалось еще несколько минут, а это значило, что если она поторопится, то не попадет во всеобщую толчею и суету. Она думала о том, что завтра придется снова рано вставать и с новыми силами приступать к репетиции. Что она должна сделать все возможное, чтобы не заставить Дежардена вновь разочароваться в ней. И еще почему-то о том, что работа в театре «Модерн» никогда не доводила ее до слез, а усталость всегда была приятной.

– Мадемуазель Дигэ, – окликнул ее низкий обволакивающий голос, и она, вздрогнув от неожиданности, обернулась.

– Мсье Тиссеран! – чуть испуганно произнесла девушка. – Добрый вечер!

Директор театра вышел из боковой двери как раз в тот момент, когда Жюли проходила мимо. Отчего-то она была уверена, что здесь сплошная стена, и теперь удивленно смотрела на дверь: вот она, покрашенная белой краской, двустворчатая, с позолоченной ручкой.

– Ты ведь теперь играешь Корделию второго состава, – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес директор. Она на всякий случай кивнула.