Товарищ Брежнев. Большой Песец - Дмитрий Абрамов

Ибрагим-бей и Манукян, взяв по одному такому ящику, идут к первому трюму. Трюм полон, почти доверху забит белыми пятидесятикилограммовыми мешками. Чего-то там на них по-испански написано, но особо выделяется написанная жирным шрифтом абракадабра – NH4NO3[68]. Ящики осторожно помещены на стопку ближайших к трапу мешков. Соединены проводами и осторожно накрыты сверху ещё парой мешков с селитрой. Ибрагим-бей поднимается по трапу, идущий за ним Манукян осторожно разматывает провод.

Второй трюм. Повторение манипуляций. В третьем трюме к минёрам, тупых здесь нет – уже все догадались, присоединяется Василич. Работа спорится. Ещё минут двадцать, и во всех трюмах сухогруза установлены хитрые, взрывоопасные и радиоуправляемые приборы, изготовленные пару месяцев назад в секретном цеху Кировского завода «Маяк», что числится под номером 537 за Наркоматом боеприпасов СССР.

Чемоданы пусты. Почти. Осталось только два ящика немного другого дизайна. Немецкая пехотная радиостанция «Дора» с комплектом аккумуляторов. Ну, что? Хватаем рацию и бегом на корму, грузиться в катер.

Загрузились, завёлся, чихнув, движок. Прощальный взгляд на приговорённую «Марию», и ходу. Валить отсюда побыстрее. Катер, подгоняемый попутным течением, несётся на выход из пролива, оставляя за кормой суету восточного порта, превратившегося неожиданно для себя в пункт материально-технического снабжения Кригсмарине. За двадцать минут долетели до мыса Гиссарлык, на котором, по утверждениям проходимца Шлимана, когда-то стояла Троя. Но Ибрагим-бею эта информация безразлична, главное сейчас – это то, что за мысом есть бухта, а на мысу – холм, который закроет катер от того, что вот-вот жахнет в Чанаккале. Катер приткнулся к берегу.

Можно выдохнуть-отдышаться. Василич подсоединяет аккумуляторы к радиостанции.

– Готово, командир.

– Так давай, не тяни резину.

Василич жмёт на кнопку, а остальной экипаж катера рефлекторно втягивает головы. Секунду-две ничего не происходит, затем небо на северо-востоке светлеет, светлеет, кажется, что там восходит новое солнце. Яркость нового солнца растёт рывками. Радиостанцию – за борт, а экипаж – на берег. Секунд через сорок приходит гул-бабах. Охренеть какой бабах! Всем бабахам бабах. А экипаж катера-диверсанта в это время уже карабкается на холм. На фиг, на фиг. Волна придёт – всех смоет. Зарево в порту слегка спадает, с неба сыплется всякий-разный мусор, порой весьма впечатляющих размеров.

Гарнизон турецкой береговой батареи, что притаилась от возможного агрессора на склоне холма, обращённого к Чанаккале, на взобравшихся на вершину диверсантов внимания не обратил. Было не до того. Ударная волна снесла всю маскировку с позиций орудий, а затем пришла волна цунами, перевернула-поломала всё, что только возможно, и, отхлынув, унесла с собой большую часть личного состава батареи. Так что у маленького отряда советских разведчиков-диверсантов было несколько минут на то, чтобы полюбоваться результатами своей работы.

«Solo Maria» встала на якорь всего в половине кабельтова от немецкого сухогруза, под завязку забитого выстрелами для орудий главного и среднего калибра немецкого и итальянских линкоров. Пять тысяч тонн классной немецкой взрывчатки жахнули лишь мгновением позже четырнадцати тысяч тонн селитры, загруженных в трюмы «Solo Maria». Затем пришёл черёд итальянского транспорта, гружённого тысячей торпед, поддержать фейерверк. Потом рванули одновременно ещё один транспорт с восемью тысячами тонн снарядов и танкер с авиационным бензином. Почти без задержки начали детонировать артпогреба на кораблях, малых и больших. Взрывы ломали корабли на части, суда, не имевшие на борту чего-нибудь взрывоопасного, лишались надстроек и выкидывались на берег расходящейся от эпицентра взрыва волной цунами. В порту ударной волной снесло все грузовые краны, как карточные домики сложились практически все портовые постройки. Ужасное и в то же время красочное зрелище. Буйство стихии, рукотворной стихии.

Только что сформированный Черноморский флот Кригсмарине перестал существовать. Эх, полетят головы в Рейхе и в нарождающейся Османской империи тоже полетят. А по другую сторону фронта получат серьёзные и весомые награды все причастные к этой спецоперации. Даже генерал-майор Брежнев получит, к своему удивлению, солидную премию за рационализаторское предложение «О новом способе уничтожения пунктов базирования флота и береговой инфраструктуры противника».

13–14 февраля 1943 года

пгт. Волосово, Ленинградская область

Командующий армейской группой «Ингерманландия» генерал кавалерии Эрик Хансен[69] всё же расположил свой штаб в Волосове. Ну, почти. На заброшенной лесопилке в полутора километрах от обезлюдевшего посёлка.

Русские ещё в последней декаде января скинули на землю почти всю авиацию тогда ещё группы армий «Север». Потом принялись методично выносить всё, что могло задрать ствол в небо. Сначала «железные Густавы»[70] провоцировали открытие огня зенитками, а потом практически сразу прилетали их пикировщики-петляковы и закидывали позиции зенитчиков этими новыми сверхмощными зажигательными бомбами[71], так что к сегодняшнему дню основным средством ПВО в группе стали пехотные пулемёты МГ-34 и МГ-42.

Население из деревень и посёлков, где размещались гарнизоны Вермахта, как-то незаметно исчезло к началу февраля. Попрятались в лесах, у партизан, наверное. И вот уже неделю русские методично выжигают с воздуха любые более-менее большие скопления построек на подконтрольной группе территории. Так что использовать населённые пункты можно было только в качестве стационарных полевых кухонь. После того как русская избушка сгорала, часто оставалась вполне пригодная для приготовления пищи печь. И огонь в ней можно было разводить вполне себе невозбранно. Мало ли что там дымит на свежих развалинах. Только вот с пищей с каждым днём становилось всё труднее. Пока группу спасало то, что она практически целиком состояла из пехотных соединений, в связи с чем имела довольно большое количество обозных лошадей. А лошадь – это килограмм двести мяса и вполне себе наваристый бульон из костей. Можно пару рот или даже батальон на день горячей пищей обеспечить. Иногда даже полку на один приём пищи хватало – это не лошади такие крупные, это полки нынче сильно поизносились.