Золотце ты наше - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступает момент, когда самые приятные подвиги приходят к концу. Мне было тяжко отрываться от Макгинниса, как раз когда я начал проявлять себя во всем блеске, но я покорился неизбежности. Еще минута, и его союзник опустится на нас, точно гомеровский бог, спускающийся из облака, а продолжать сражение против двоих я был не готов.
Я высвободился – Макгиннис был странно покорен – и очутился в темноте и безопасности в тот самый миг, как подкрепление коснулось земли. На этот раз дожидаться я не стал. Мою жажду битвы в какой-то степени утолил бой с Баком, и я с честью мог укрыться в безопасном месте.
Сделав большой крюк, я пересек подъездную дорогу и продрался через кусты в нескольких ярдах от автомобиля, наполнявшего ночь тихим урчанием мотора. Было любопытно понаблюдать, что предпримет враг дальше. Маловероятно, что они пустятся прочесывать сад. Я предположил, что они признают поражение и уберутся, откуда явились.
И оказался прав. Долго ждать мне не пришлось. Очень скоро в свете автомобильных фар появилась маленькая группка. Трое шли сами, а четвертого, ругавшегося с яростью и вдохновением, выдававшим настоящего знатока, они несли на руках, сплетенных наподобие носилок.
Водитель, деревянно восседавший за рулем, обернулся на шум.
– Ну, захватили? – спросил он.
– Никого мы не захватили, – угрюмо бросил один. – Нету там Золотца. А Сэма мы ловили, но он смылся, да еще Бака отдубасил.
Они водрузили свой бесценный груз в машину, и Бак, сидя там, изрыгал весь свой репертуар ругательств. Двое залезли вслед за ним, а третий уселся рядом с водителем.
– У Бака нога сломана, – объявил он.
– Вот это да! – отозвался шофер.
Ни одного молодого актера, награжденного первыми аплодисментами, не пробирала такая сладостная дрожь, какая пробрала меня при этих словах. В жизни случаются триумфы и благороднее сломанной ноги похитителя, но тогда я так не думал. Я едва сдержался, чтобы не издать победный клич.
– Заводи! – бросил бандит на переднем сиденье. Рокот перешел в рев. Развернувшись, автомобиль с нарастающей скоростью покатил по подъездной дороге. Рев мотора становился все слабее и наконец затих вовсе. Отряхнув снег с пиджака, я направился к парадной двери.
Войдя в дом, я освободил Уайта. Тот лежал все там же, где я его видел. Развязать узлы на запястьях и щиколотках ему не удалось. Я оказал ему помощь довольно тупым перочинным ножиком. Уайт поднялся и принялся молча растирать затекшие руки и ноги.
– Они уехали, – сообщил я. Он кивнул.
– Вас мешком стукнули? – Он опять кивнул.
– А я сломал Баку ногу, – со скромной гордостью поведал я.
Уайт взглянул недоверчиво. Я пересказал ему как можно короче все свои приключения. Когда я дошел до того, как сделал Баку подсечку, мрачность на его лице сменилась веселой улыбкой. Увечье Бака всем окружающим доставило массу радости. Уайт, например, выказывал неподдельный энтузиазм.
– Хоть обуздает его на время, – заметил он. – Думаю, недели две мы про него не услышим. Лучшего лекарства от головной боли мне в жизни не давали.
Он потер шишку, вскочившую у него на лбу, пониже волос. Я не удивлялся его радости. Кто бы ни треснул его мешком, работа была проделана классно, и у жертвы это вызывало самые жестокие, мстительные чувства.
Во время нашего разговора я смутно осознавал, что вдалеке перекатывается гул, похожий на отдаленный гром. Теперь я понял, что доносится он из классной комнаты Глоссопа. Там били по панелям двери. Я вспомнил, что рыжеусый запер Глоссопа и его юных подопечных. Правильно сделал. И без них суматохи хватило.
Я направлялся в свой класс, но, заметив на лестнице Одри, подошел к ней.
– Все в порядке, – сообщил я. – Они уехали.
– Кто это был? Что им нужно?
– Некий джентльмен по имени Бак Макгиннис с дружками. Явились они похитить Огдена Форда, но мальчика не заполучили.
– Где же он? Где Огден?
Не успел я ответить, как точно ад с цепи сорвался. Пока мы разговаривали, Уайт в простоте душевной повернул ключ в двери глоссоповского класса, и комната бурным потоком извергла заключенных под предводительством моего коллеги. В тот же самый момент стала опустошаться и моя классная комната. В коридор набились мальчишки, крики стояли оглушительные. Каждому нашлось что рассказать, и все надсаживались разом.
Сбоку от меня возник Глоссоп, самозабвенно жестикулируя.
– Мы должны позвонить! – гаркнул он мне в ухо. – В полицию!
Кто-то подергал меня за руку. Это была Одри. Она говорила что-то, но ее слова тонули в общем реве. Я потянул девушку к лестнице, и мы нашли относительно тихое местечко на площадке второго этажа.
– Что ты говорила? – спросил я.
– Его там нет.
– Кого?
– Огдена. Где же он? Нет и в комнате. Они его увезли!
К нам подскочил Глоссоп, прыгая по ступенькам, точно альпийская серна.
– Мы должны позвонить в полицию! – крикнул он.
– Я уже позвонила, – ответила Одри, – десять минут назад. Они послали людей. Мистер Глоссоп, Огден Форд был в вашей классной комнате?
– Нет, миссис Шеридан. Я думал, Бернс, он с вами.
Я покачал головой.
– Эти люди, мистер Глоссоп, приезжали похитить Огдена, – сказала Одри.
– Несомненно, шайка мерзавцев! Тот, что шнырял тут вчера вечером, тоже из них! Какая нелепость! Мои нервы не выдержат регулярных нарушений закона. Нам нужна защита полиции. Негодяев надо привлечь к суду. Никогда не слыхивал ничего подобного! И это в английской школе!
Глаза Глоссопа взволнованно поблескивали за очками. Макбет при столкновении с призраком Банко был в сравнении с ним персонажем выдержанным и хладнокровным. Не приходилось сомневаться, что набег Бака здорово взбаламутил покойный, счастливый мирок маленькой общины.
Шум в коридоре и не думал спадать, напротив, он все набирал обороты. Угасшее было чувство профессионального долга вернулось к нам с Глоссопом. Мы спустились по лестнице и постарались как могли, каждый по-своему, навести порядок. Задача оказалась не из легких. Мальчики изначально склонны к шуму, им и внешний повод без надобности. А уж когда грабители в белых масках тычут учителей пониже спины «браунингами», мальчишки просто превосходят сами себя. Сомневаюсь, сумели бы мы вообще их утихомирить, но, к счастью, визит Бака случился незадолго до чая, и кухня оказалась вне сферы его деятельности. Как и во многих деревенских домах, кухня в «Сэнстед-Хаусе» находилась в конце длинного коридора, отделенная дверями, за которые если грохот выстрелов и проникал, то едва слышно. Вдобавок наша превосходная кухарка была глуховата, вследствие чего, несмотря на штурм и напряженную обстановку на нашей половине, она, словно Шарлотта у Гете, продолжала готовить сандвичи с маслом, и когда, казалось, ничто не могло успокоить расходившуюся бурю, ее утихомирил звон колокольчика.