Стратегия и тактика в военном искусстве - Генрих Антуан-Анри Жомини

Бюлов был бы ближе к истине, если бы утверждал, что армия на своей собственной земле менее зависима от своих примитивных операционных направлений, чем если бы находилась на чужой территории. Потому что армия на своей земле находит в любом направлении пункты поддержки и некоторые преимущества, которых ищут в создании операционных направлений. Она может даже утратить свои операционные направления, не подвергаясь большой опасности, но это не причина для того, чтобы не иметь никаких операционных направлений.

В начале этой ужасной и все время изменчивой борьбы Пруссия и Австрия были единственными признанными врагами Франции, а Италия была включена в театр военных действий лишь с целью взаимного наблюдения, будучи слишком удаленной для ведения решающих операций ввиду предложенной цели. Истинный театр протянулся от Юнена (Ханинга) (французская крепость в верховьях Рейна ниже Базеля. – Ред.) до Дюнкерка и включал в себя три зоны боевых действий: первая шла вдоль Рейна от Юнена к Ландау, а оттуда к Мозелю; в центре был промежуток между Мёзом (Маасом) и Мозелем; третий, и последней был рубеж от Живе до Дюнкерка.

Когда Франция объявила войну в апреле 1792 года, ее намерением было предотвратить объединение ее врагов и она держала в обозначенных зонах сто тысяч солдат, в то время как у Австрии было лишь тридцать пять тысяч солдат в Бельгии. Совершенно невозможно понять, почему Франция сразу не завоевала эту страну, где фактически ей не могло быть оказано никакого сопротивления. Четыре месяца составил промежуток между объявлением войны и концентрацией войск союзников. Разве не была вероятность того, что вторжение в Бельгию предотвратило бы такое же вторжение в Шампань и дало бы королю Пруссии понять, насколько сильна Франция, и побудило бы его не жертвовать своими армиями для второстепенной цели установления во Франции еще одной формы правления?

Когда прусские войска к концу июля прибыли в Кобленц, Франция уже была не в состоянии совершить вторжение. Эта роль была оставлена союзникам, и хорошо известно, как они себя повели.

Вся сила Франции теперь была представлена армией примерно в сто пятьдесят тысяч человек. Она была рассредоточена вдоль границы протяженностью в сто сорок лье, разделена на пять армейских корпусов и не могла создать хорошо организованную оборону, потому что для того, чтобы парализовать силы французов и не дать им сосредоточить войска, достаточно было лишь атаковать центр дислокации их армий. Политические причины также были в пользу этого плана атаки – выдвинутая цель носила политический характер, и достигнуть ее можно было только быстрыми и решительными мерами. Линия между реками Мозель и Мёз (Маас), которая была центром позиции, была меньше укреплена, чем остальная часть границы, и, кроме того, давала союзникам преимущество, поскольку у них была прекрасная крепость Люксембург в качестве базы. Они мудро одобрили этот план наступления, но выполнение не было столь же четким, как концепция.

Венский двор проявил огромный интерес к войне по причинам фамильного характера (французская королева Мария-Антуанетта, которой отрубили голову, из австрийских Габсбургов), а также с учетом опасностей, которым крутой поворот в боевых действиях мог подвергнуть ее владения в этом районе. По некоторым причинам, трудным для понимания, Австрия сосредоточила здесь армию только из тридцати батальонов: сорок пять тысяч солдат оставались в качестве обсервационной (наблюдательной) армии в Брайсгау (юг Шварцвальда), на Рейне и во Фландрии. Где были внушительные армии, которые впоследствии выставила Австрия? И какая более выгодная диспозиция могла быть выбрана австрийцами, чем просто защита флангов армии вторжения? Это поразительное командование войсками со стороны Австрии, которое так дорого ей стоило, может быть причиной последующего решения Пруссии уйти и оставить своего союзника, как она сделала в тот самый момент, когда ей следовало бы выйти на поля сражений. Во время кампании пруссаки не продемонстрировали активности, необходимой для успеха. Они провели восемь бесполезных дней в лагере у Конца (близ слияния рек Мозель и Саар. – Ред.). У союзников были все преимущества сконцентрированной силы против нескольких разрозненных французских дивизий, и они могли бы предотвратить их соединение и разгромили бы их по отдельности. И тогда оправдалось бы замечание Дюмурье у Гранпре о том, что если бы его противник был бы королем Фридрихом II Великим, то он (Дюмурье) уже был бы отброшен за Шалон.

Австрийцы в этой кампании доказали, что они все еще привержены ошибочной системе Дауна и Ласси, которая предписывала прикрывать каждый важный пункт.

Факт наличия двадцати тысяч солдат в Брайсгау, в то время как Мозель и Сар были не прикрыты, указывает на их опасения потерять каждую деревню и на то, как их система приводила к разделению сил на отряды, что часто губит армии.

Забывая, что самая верная надежда на победу лежит в наличии наибольших сил, австрийцы посчитали необходимым занять все протяжение границы, чтобы предотвратить вторжение, что как раз было средством, которое делало вторжение реальным в любом месте.

Далее я рассмотрю тот факт, что в этой кампании Дюмурье неразумно отказался от преследования союзников для того, чтобы перенести театр боевых действий из центра на крайний левый фланг. Более того, он был не способен осознать огромный эффект, которого можно было добиться от этого действия. Вместо этого он атаковал армию герцога Альберта Саксен-Тешенского в лоб при Жемапе 6 ноября 1792 года, в то время как, спускаясь по долине Мёза к Намюру, он мог бы отбросить ее к Северному морю в направлении Ньивпорта или Остенде и разгромил бы австрийцев под командованием герцога наголову в более успешном сражении, чем то, что произошло при Жемапе.

Кампания 1793 года дает новый пример результата от ложного направления операций. Австрийцы были победоносными и вернули Бельгию, потому что Дюмурье неразумно растянул свой фронт операций до входа в Роттердам. До сих пор ведение боевых действий союзниками заслуживало похвалы; желание отвоевать эти богатые провинции оправдывало это предприятие, которое к тому же было благоразумно направлено против правого фланга длинного фронта Дюмурье. Но после того, как французы были потеснены назад под защиту пушек Валансьена и были дезорганизованы и не способны сопротивляться, почему союзники оставались шесть месяцев перед несколькими городами и позволили Комитету общественной безопасности организовать новые армии? Если принимать во внимание плачевное состояние Франции и все лишения остатков разгромленной армии Дампьера, как можно понять парады союзников перед крепостями во Фландрии?

Вторжения в страну, силы которой в основном находятся в столице, особенно выгодны. Под управлением сильного государя и в обычных войнах самым важным пунктом является штаб-квартира армии, но при слабом государе в республике и тем более в войнах за идеи столица, как правило, является центром общегосударственной власти[12]. Если в этом когда-либо и возникали сомнения, то не в данном случае. Париж был Францией до такой степени, что две трети нации поднялось против правительства, которое угнетало их. Если, побив французскую армию у Фамарса, союзники оставили голландцев и ганноверцев, чтобы посмотреть, что от нее осталось, в то время как англичане и австрийцы направили свои операции на реки Мёз (Маас), Саар и Мозель во взаимодействии с пруссаками и частью бесполезной армии Верхнего Рейна, силы в сто двадцать тысяч солдат с флангами, защищенными войсками, могли быть брошены вперед. Даже есть вероятность того, что, не меняя направления военных действий или не подвергаясь большому риску, голландцы и ганноверцы могли выполнять задачу наблюдения за Мобежем и Валансьеном, в то время как большая часть армии преследовала бы остатки сил Дампьера. Однако, одержав ряд побед, двухсоттысячное войско занималось осадами, а не овладением плацдармов. Угрожая Франции вторжением, они вместе с тем расположили пятнадцать из шестнадцати войсковых формирований в обороне, чтобы прикрывать свою собственную границу! Когда Валансьен и Майнц капитулировали, союзники вместо того, чтобы бросить все свои силы на лагерь в Камбре, ни с того ни с сего поспешно двинулись на Дюнкерк с одной стороны и на Ландау – с другой.