Славянский викинг Рюрик. Кровь героев - Василий Седугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я пойду к маме. Надо помочь ей испечь печенье.
– Иди, иди! Заодно поучишься. Мама твоя большая мастерица на сладкие кушанья. Любил я по вечерам, перед тем как отправиться ко сну, полакомиться ее приготовлениями. Грешник, до сих пор неравнодушен к ее медовым пряникам. Как-то умеет она испечь их, что другим не под силу!
В воскресенье ждали семейство Ходо в гости. Должен был прийти и Уто. Со времени обручения она не видела его ни разу. У нее сильно колотилось сердце, иногда ей казалось, что она упадет в обморок. Как встретить, как вести себя с ним? А вдруг он с первого взгляда догадается о ее чувствах? Что тогда отвечать ему?..
Наконец наступило воскресенье. Кениг Ходо явился со всем многочисленным семейством. Встречали их на красном крыльце. Кениг и герцог дважды обнялись и похлопывали друг друга по спинам.
Хозяин широким жестом пригласил дорогих гостей проследовать к дворцу. Рядом с высоким Ходо Готброд казался приземистым крепышом, он шел, едва покачивая широкими плечами, руки у него были длинные и толстые.
Чуть поотстав, следом за ним шел Уто. И в который раз Ильва отметила поразительное сходство его с отцом: тот же невысокий рост, та же основательность в фигуре, такая же круглая голова, посаженная на короткую шею. Ильва внимательно всматривалась в его лицо. Едва заметную перемену заметила она в нем, но какую, сначала не могла понять. И только когда он приблизился к ней, разглядела, что правый глаз его был поврежден маленьким шрамом; он шел от глаза вниз, вывернув нижнее веко и показывая бледно-красную изнанку; из глаза постоянно текла слеза, он изредка промокал ее платочком.
Уто приблизился к ней, взял за руку, улыбаясь, смотрел ей в лицо.
– Здравствуй! Как ты поживала без меня?
Его лицо улыбалось, но лучился радостью только левый глаз, а правый безо всякого выражения смотрел на нее, и это ее испугало.
– Хорошо жила, – чуть запинаясь, ответила она. – Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Были головные боли. Теперь прошли. Меня мечом по голове здорово огрели. Память потерял. Как в плен взяли, не помню.
У Ильвы по спине пробежал холодок. Ей стало мучительно жалко Уто, искреннего и мужественного парня. Она улыбнулась ему и пригласила в комнаты. Они взялись за руки и плечо к плечу вошли в большую палату, в которой прямоугольником были расставлены столы со всевозможными яствами, пивом, винами и медовухой. Начались тосты за здоровье обоих родов.
Уто не догадался, сев слева от Ильвы. Ей постоянно, как только поворачивалась к нему, виден был его пораненный правый глаз и текущая слеза. У нее пропал аппетит, стало мутить. Она пересилила себя, больше для вида отправляла в рот пищу, не чувствуя ее вкуса. Он заметил перемену в ее настроении, спросил:
– Что с тобой?
Она проглотила комок в горле. Ответила:
– Ничего. Кажется, косточка попала.
Он как-то странно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Веселье разрасталось. Заиграли менестрели, началось пение, пляски. Уто пригласил Ильву выйти на свежий воздух. Они пробрались сквозь толпу, по лестнице спустились в яблоневый сад. Висели наливные плоды, листья на деревьях утеряли свежесть, покрылись пылью, трава под ними была скошена, сквозь стерню выбивалась молодая поросль. В саду никого не было. Уто привлек к себе Ильву и хотел поцеловать, но она непроизвольно отстранилась. До этого они несколько раз целовались, поэтому он удивленно посмотрел на нее:
– В чем дело, Ильва? Ты не рада мне?
– Нет, что ты, Уто. Просто… просто отвыкла от тебя за это время.
– А я, наоборот, соскучился. Ты так похорошела! И в движениях появилась такая важность, плавность, даже величавость. И глаза стали другими.
– Выдумываешь все, Уто.
– Не выдумываю. Я сразу заметил.
– Что ты мог заметить!
– Озорными были у тебя глаза, мальчишеские. А теперь глубокими стали, как в колодце вода. Глянешь в них – и утонуть можно.
– Скажешь тоже!
Ей стал тягостным их разговор, и она попросила: – Пойдем во дворец.
– И не поцелуешь своего суженого? Ведь мы скоро станем супругами. Всего ничего осталось.
Ильва молчала потупившись. Он снова привлек ее к себе, поцеловал, отстранился. Ей хотелось вытереть обмусоленные губы, но она не шелохнулась.
Уто стоял молча, глядя куда-то вдаль. Ему явно не хотелось уходить, и он сказал, чтобы как-то продолжить разговор:
– Помню, как Рерик сражался с викингами вокруг твоего возка. А потом наступила темнота, как в пропасть провалился. Как дальше было?
При имени Рерика Ильва вздрогнула, поежилась, будто от холода, ответила после некоторого молчания:
– Испугалась я очень, когда меня викинг за руку схватил. Думала, на лошадь к себе затянет и в полон увезет. А тут Рерик подскочил, норманна срезал, меня на коня кинул, и мы поскакали…
– Викинги преследовали?
– Нет. Сначала никто за нами не гнался. Только потом на пути оказались трое. Рерик их одолел. Поодиночке.
– Хороший у меня друг. Верный и надежный.
Ильва ничего не сказала. Ее начинало морозить, она стала дрожать. Мысли путались.
– Где он сейчас? – спросил Уто. – Дома до сих пор не появлялся.
– Кто? – не поняла Ильва.
– Мы про Рерика говорим…
– А-а-а… Он в Аахене остался.
Она зябко поежилась. Уто спохватился:
– Вечер наступает. С моря холодком потянуло. Пойдем во дворец.
Проводив гостей, Ильва ушла в свою горенку. Щемило сердце, хотелось выплакаться, и она дала волю слезам. Не предполагала, что такой тяжелой будет встреча с Уто… Она поняла, что не любит его и не может забыть Рерика. Он присутствовал всегда в ее мыслях, он владел ее сердцем, всеми ее помыслами. Раньше она не признавалась себе самой, пыталась уверить себя в обратном. Но сейчас, после встречи и разговора с Уто, поняла, что не в состоянии притворяться, будто любит его. Она должна расстаться с ним и во что бы то ни стало соединить свою судьбу с Рериком.
От отца Ильва унаследовала стремление к ясности в жизни, четкой расстановке в своих действиях, а также упорство и настойчивость. Поэтому она не ограничилась слезами, а стала прикидывать свои дальнейшие шаги. Подходить к матери с таким вопросом было бесполезно. Иулиания всегда с прохладцей относилась к дочери, всю душу отдавая сыновьям. К тому же ее отличало непостоянство в поступках, которое всегда вызывало раздражение у Ильвы. Она сторонилась смелых действий, прибегая к словоговорению и прямому увиливанию от принятия решений. Надеяться на нее было нельзя никоим образом. Она может или осудить ее, или ограничиться сочувствием, но потом все равно откажется поддержать в трудную минуту.
Всю жизнь Ильву тянуло к отцу. Он казался ей надежной и верной опорой. На него можно было положиться в трудную минуту, он никогда не выдавал и не обманывал даже в мелочах. Лишь бы заручиться его поддержкой. А вот в таком деле, какое она замыслила, понимания и содействия ей не получить. Если Готброд задумывал большое дело, свернуть его с намеченного пути было невозможно никакими уговорами. Десять лет назад он расставил все по местам и целых десять лет жил мыслями породниться со своим боевым другом, кенигом Ходо. И теперь он не отступит ни в коем случае.