Боги среди людей - Кейт Аткинсон

На войне он примирился со смертью, но когда война вдруг закончилась, чудом настал другой день, и еще один, и еще. Часть его существа так и не приспособилась к мысли о будущем.

– «Бетховен…» – упрямо продолжал он.

Вряд ли Бетховен в ответе за эту войну. У Тедди мелькнуло внезапное озарение: они с Урсулой в Королевском Альберт-холле… когда, году в сорок третьем?.. слушают Девятую симфонию Бетховена, «Хоральную», и Урсула почти что вибрирует от эмоциональной мощи музыки. Эта потусторонняя мощь, за пределами мелочной повседневности, передалась и ему. Он встряхнулся, как мокрый пес.

– Все в порядке, милый?

Все нормально. Просто нужно выбить из себя войну, весь этот ужас, эту неизбывную тоску. Но словами он этого сказать не мог.

– Кстати, знаешь что, – продолжала Нэнси, блаженная душа, – по-моему, читатели, которые погружаются в заметки Агрестиса, вовсе не жаждут вспоминать о войне. Скорее, как мне кажется, наоборот.

– Сварить какао? – предложил он, чтобы сменить тему. – Или тебе овалтина?

– Овалтина, пожалуйста.

– Зрение испортишь, – сказал Тедди, наливая в кастрюльку полузамерзшее молоко и ставя на плиту рассекатель пламени.

– Сейчас сделаю перерыв, – ответила Нэнси, аккуратно сматывая разноцветные клубки.

Молоко поднялось как-то неожиданно; Тедди в последний момент успел подхватить кастрюльку, чтобы оно не убежало. Лицо, разгоряченное от огня, напомнило об ожоговых шрамах на шее. Сморщенная, розово-глянцевая кожа наводила на мысль о других шрамах в не столь заметных местах.

– Ну что ж, подполковник Тодд, – сказала Нэнси, – наверное, пора на боковую.

Его воинское звание она всегда произносила с легкой иронией, как будто он строил из себя невесть что. Тедди не понимал, откуда такое отношение, но каждый раз внутренне содрогался.

Они поднялись в «Ультима Туле» – так звалась у них промерзающая чердачная каморка. Тедди, дрожа от холода, снимал с себя одежду слой за слоем и в конце концов нырнул в постель, как в ледяные воды Северного моря.

После первого шока арктических простыней и морозного воздуха они согрели друг друга. В таком холоде любовь получалась не столько романтической, сколько неистовой. («С мужем не замерзнешь, – написала Милли, сестра Нэнси, из засушливой аризонской жары. – Особенно с таким красавцем, как твой!»)

Разыгралась метель, да такая, что им стало казаться, будто кто-то обстреливает их окна снежками. Они сделались Адамом и Евой, исторгнутыми в вечную зиму.

Чмокнув его в щеку, Нэнси сказала:

– Спокойной ночи, родное сердце.

Но Тедди уже спал.

Нэнси задула свечу на тумбочке и стала ждать, когда у Тедди начнутся кошмары.

Ребенка пора завести, подумала она. Нужно завести ребенка, чтобы исцелить Тедди, чтобы исцелить этот мир.

Радиотрансляцию, в которой Чемберлен сделал свое невеселое заявление, Тедди не слышал: в это время он выгуливал по переулку принадлежавшего Шоукроссам старого пса по кличке Гарри. Неторопливая, неспешная из-за собачьей подагры прогулка – на большее этот золотистый ретривер уже был не способен. Зрение сгубила катаракта, некогда мощное тело исхудало, мышцы усохли, тут и там выпирали кости. Ко всему прочему он еще и оглох, как сам майор Шоукросс. Долгими летними вечерами тридцать девятого хозяин и собака, запертые в своем безмолвном мире, дремали рядышком: майор Шоукросс – в старом плетеном кресле, а Гарри – на траве у его ног.

– Смотрю на него – и сердце разрывается, – говорила Нэнси.

Она имела в виду Гарри, хотя это в равной степени относилось и к отцу. Тедди понимал, какое это мучение – видеть, как подходит к концу жизнь собаки, которую ты знал еще щенком.

– «Намеки на смертность», – переиначивая Вордсворта, говорила Урсула. – Почему собачий век такой короткий? Мы уже стольких похоронили.

Сестры Шоукросс бесконечно обожали своего «старенького папу», и майор Шоукросс тоже души в них не чаял. Хью, естественно, любил и Памелу, и Урсулу, но Тедди всегда поражало, что майор Шоукросс так свободно проявляет нежные чувства: целует и обнимает своих «крошек», от одного их вида умиляется чуть ли не до слез. («Война. Это она его так изменила», – говорила миссис Шоукросс.) А Хью по натуре был сдержан, и Первая мировая, если уж на то пошло, только усилила эту черту. Мечтал ли майор Шоукросс о сыне? Конечно мечтал, как любой мужчина. А Тедди?..

Тедди намеревался сделать предложение Нэнси. Может, сегодня? Сегодня – день большой исторической драмы, и впоследствии Нэнси сможет говорить детям (которые у них, разумеется, будут): «Ваш папа сделал мне предложение в день начала войны». Ему казалось, что он и так затянул с этим делом… пожалуй, непозволительно затянул. Сначала ждал, пока Нэнси сдаст экзамены по математике в колледже Ньюхэм и получит свой бакалаврский диплом с отличием, а теперь – пока она дорастет до магистра. Ее диссертация была как-то связана с натуральными числами. Ничего натурального Тедди в них не находил. Не ждать же окончания войны: кто знает, на какой срок она затянется?

Ему стукнуло двадцать пять лет; по мнению матери – почти «закоренелый холостяк». Она жаждала внуков, хотя уже давно стала бабушкой благодаря Памеле, родившей троих сыновей – «будут и еще», – и Морису, отцу сына и дочки. «До чего тупые», – говорила про его детей Урсула. Тедди почти не знал отпрысков Мориса, но Сильви тоже считала их «весьма неразвитыми».

Женитьба на Нэнси казалась делом решенным. Да и с чего бы ему на ней не жениться? «Любовь с детства», – таяла миссис Шоукросс; мать Тедди такого восторга не испытывала.

Что свадьба не за горами, понимали все, даже Сильви, считавшая, что «от брака тупеют, а Нэнси для замужества слишком умна».

– Да и вообще, кто бы устоял перед Нэнси? – говорил Тедди Урсуле. – Она ведь лучше всех на свете. И милее всех.

– И ты действительно любишь ее. Мы все тоже, не сомневайся.

– Конечно я ее люблю, – сказал Тедди. (Разве могли быть сомнения?)

Но знал ли он, что такое любовь? Любовь к отцу, сестре, даже к собаке – да, но любовь между мужем и женой? Две жизни, неразрывно сплетенные в одну. Или запряженные в одну упряжку. («А как же? – говорила Сильви. – Иначе мы бы все одичали».)

Тедди подумал об Адаме и Еве, подумал о Сильви и Хью. Не лучшие примеры.

– Брак родителей Нэнси, – подсказала Урсула. – Чем не идеальный пример? Майор Шоукросс и его жена счастливы. По крайней мере, с виду.

Но с виду и на самом деле – разные вещи, правда? И кто наверняка знает секреты брака?

Тедди полюбил Нэнси еще с раннего отрочества, но это была другая любовь – возвышенная и чистая, по-детски невинная. Ибо теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло.