5 судьбоносных вопросов. Мифы большого города - Татьяна Девятова

– Иначе люди не поверят, а то и обвинят в подкупности.

– Правильно, подумают – «заказуха», «джинса». Есть у меня одна знакомая журналистка – очень талантливая и вообще большая умница. Она ведет колонку в одной «знаковой» газете, рассказывает там про новинки в мире искусства. И прямо плакалась мне – говорит: «Это просто непонятно. Напишу статью про какой-нибудь спектакль – ну очень хороший, замечательный! Мне все понравилось, и хочется, чтобы больше людей его посмотрело, потому что действительно стоящий. Приношу сдавать материал, а мне редактор: “Ну нет, так не пойдет. Так нельзя. Очень положительная рецензия. Надо как-нибудь это исправить”». Вот теперь и думай, что мы читаем в СМИ, – позицию журналиста узнаем или позицию журналиста, адаптированную, цензурированную по принципу: «Никогда и ни о чем не говори хорошо. Только о мертвых».

Да и вообще, боятся у нас люди высказывать свое мнение, когда им что-то нравится. Ведь тут риск большой – вдруг тебе нравится, а это не так хорошо, как тебе кажется, и смеяться будут… Ужас-ужас! Позор немилосердный! Легче всего охаять. Высказался, ноги вытер – и тут всегда ведь аргументы найдутся для доказательства «своей позиции». Поэтому в лучшем случае мы напишем так, чтобы было непонятно – нравится нам что-то или не нравится. И не придерешься. Помню, брала у меня одна дама интервью, а потом снабдила его какими-то ужасными комментариями – глупыми и, как говорится, «не по теме». А дальше забавная ситуация получилась – одни говорят, что это статья «анти-Курпатов», другие – «Курпатов +». Законспирировалась… Талантливая…

В общем, нужно, мне кажется, нам над этим поработать. Научиться подчиняться, проявлять уважение, не теряя при этом лица, но, с другой стороны, не пытаясь доказать свою состоятельность в отношении этого авторитета лаем крыловской Моськи. Научиться объективности – спокойной, взвешенной, аргументированной. И не бояться высказывать свое мнение, даже если оно положительное.

– Андрей, я как раз хочу попросить вас дать не просто общий совет «будьте уважительнее к авторитетам» или «научитесь говорить о людях хорошо», а привести какое-то конкретное упражнение: как потренироваться в изменении своих, так сказать, национальных изъянов? В общем, произвести работу над ошибками природы и истории.

– По этому поводу у моей жены, когда она смотрит какие-то рецензии, есть замечательная присказка: «Книгу не читал, но скажу. Фильм не смотрел, но выскажусь…» Начать, мне кажется, надо с того, чтобы взять себе за правило – сначала «вникну в вопрос», составлю собственное мнение, а затем уже буду что-то говорить. Но тут у нас что-то не срабатывает. Любим мы «блеснуть»: «А вот великий философ Шопенгауэр…» Сразу хочется спросить: «А вы его, собственно, читали, этого великого философа, или все только в пересказе? А если читали, прошли ли дальше “Житейской мудрости”?» Когда говорят о ком-то – «великий ученый», мне всегда интересно – а они вообще знают, что именно он открыл, написал, чем велик? «Плохой поэт»? А чем плох, собственно? Какими критериями пользуемся? Ну нельзя, мне кажется, высказывать суждение, не приложив труда к изучению предмета. А с этим у нас проблемы. Мы как-то совершенно разучились отвечать за свои слова.

Второе правило – оно как раз об этом. Сейчас есть такое модное сокращение в Интернете – «IMHO», что значит в дословном переводе: «по моему скромному мнению». Причем далее следуют высказывания, как правило очень далекие от скромности. Но дело не в этом. Дело в том, что смысл данной аббревиатуры, если она появляется в сообщении, в основном сводится к следующему – «я вот так думаю, и все на этом, и отвалите». Мол, имею право, мое же мнение, что хочу с ним, то и делаю. С одной стороны, хорошо, что мы перестали стесняться высказывать свое мнение (не сильно, правда, перестали, ведь в противном случае не нужны были бы эти странные оговорки из четырех букв). Но с другой стороны – у нас при таком подходе вместо диалога «выкрики с места» получаются. Базар-вокзал – одним словом. А если базар начался, то про авторитеты можно забыть, они в духоте бесконечных «IMHO» не выживают.

И третье – умение видеть событие в контексте. Ведь не существует вещей вне исторического, культурного, социального, психологического и еще многих других контекстов. И важно составить мнение, не просто опираясь на спонтанную эмоцию, а составить его, понимая, в каком контексте находится то или иное событие (вещь, явление). Что оно значит? С чем соотносится? К чему отсылает? Что отрицает, а что, напротив, выводит на первый план? Картины Поля Сезанна вряд ли смогут потрясти современного зрителя, но если ты знаешь, что без Сезанна не было бы сезаннистов, что перед тобой родоначальник импрессионизма, который дал совершенно новое, совершенно неожиданное для своего времени художественное восприятие объектов, то, наверное, твое отношение к нему изменится. И нет Сезанна без этого исторического, культурного, искусствоведческого контекста. В «чистом виде» его просто не существует.

А у нас все из контекста повырывают и давай размахивать во все стороны. Покажут по центральному каналу сериал «Идиот» по Ф.М. Достоевскому, и на следующий день у половины населения страны это любимая книга. А там, в книге у Федора Михайловича, – при всем уважении к создателям фильма – вообще другая история рассказана. Текст, может быть, и аутентичный, но смысл совсем другой. Но ведь это только из контекста можно понять, только зная – что для Федора Михайловича этот роман значил. В общем, контекст…

Ну и детализация, детализация и еще раз детализация. Вот что делает в культурном контексте какой-то художник? Юрий Грымов, например? Слышать о том, что «он сделал интересный спектакль», «снял скандальное кино» – это невыносимо. Мне кажется, нужно говорить предметно: «В этом спектакле вот так использована форма, такова суть, так переработано содержание. Вот так этого никто еще не делал, это ново. А вот это – режиссерский ход, отсылающий к Мейерхольду. Тут некоторые заимствования, которые, впрочем, в такой-то оригинальной манере преподнесены зрителю». Абстрактная схема, конечно, но разговор зато предметный. После такого – предметного – суждения для меня, как для стороннего наблюдателя, Грымов перестает быть просто «брэндом», который может быть и купленным, и ненастоящим, и пустым, и «сделанным». Он становится для меня художником. То есть фактическим представителем своего дела, авторитетным в этом деле человеком.

«У нас есть замечательные театральные режиссеры…» Слушайте, я с этим не спорю, но чем они замечательны? Вы смогли бы рассказать, что вот этот спектакль прекрасен именно потому-то, потому-то и потому-то? И чтобы это было внятно, понятно. А этот кинофильм? Эта книга? Потому что, если поставить перед собой задачу так воспринимать и так рассказывать, то начинаешь уважать автора, он становится авторитетом. А мы в лучшем случае говорим: «А давайте будем что-нибудь уважать, восторгаться этим и говорить: “Клево!”, “Круто!”, “Отпад!”» Но напрячь мозги для того, чтобы понять – в связи с чем все это клево-круто-отпад, – это мы пока и не привыкли, и не научены, и еще уверены почему-то, что «не барское это дело» – разбираться, анализировать, представлять свою точку зрения.