Крыса и Алиса - Алена Алтунина

Федор удивленно приподнял неизуродованную бровь, спрашивая меня взглядом, не шучу ли я. Я показала жестом: все нормально. Он кивнул.

— Наш интернат не имеет статуса оздоровительного. Поэтому, если у детей обнаруживаются отклонения в здоровье, мы вынуждены расставаться с ними, отправляя их в специализированные учреждения. Но у многих из них здесь живут братья или сестры, поэтому разлука неприемлема ни для нас, ни для детей. Нам приходится скрывать, что детям требуется коррекция в других интернатах, чтобы не разлучать родных людей. Мы считаем, что разлука принесет больше вреда психологического характера, чем физические недостатки. На сегодняшний день у нас двое слабослышащих детей, которым нужны слуховые аппараты, каждый из которых стоит больше шестидесяти тысяч. Несколько детей с речевыми отклонениями, которым требуются более сильные специалисты, чем наш штатный логопед. Есть детки, которым необходима серьезная коррекция зрения. А еще необходимы корсеты для коррекции осанки. С игрушками и одеждой более-менее нормально — здесь волонтеры помогают. А вот классы плохо оснащены: не хватает наглядных пособий по биологии, географии, химии. О компьютерах я вообще молчу. Зарплата у сотрудников мизерная. Одна лишь привилегия, что можно рано уйти на пенсию за выслугу лет. Но люди, которые здесь работали, редко отсюда уходят. Расстаться с этими детьми непросто.

Я пыталась собраться с мыслями. Тамара Петровна поняла меня.

— Не пытайтесь решить все и сразу. Это невозможно. Будет уже хорошо, если вы возьмете на себя одну задачу и выполните ее. Может, еще кто-то появится и поможет в другом вопросе. С миру по нитке, как говорится… Добрых людей немало, я-то знаю.

— Самое простое, что приходит на ум, — это дать денег, чтобы сам интернат решал свои проблемы.

— Да, это замечательно! Спасибо вам!

— Вы ведь не знаете, о какой сумме речь, — поправила ее.

— Мы будем благодарны любой помощи, — заверила она.

Я прикинула, посчитала. Всего лишь одна или две картины. Тем более, что я скоро лечу в Нью-Йорк, где у меня уже есть репутация, где небедные люди с удовольствием купят большинство моих картин. Я ведь хотела создать фонд помощи — пусть это будет помощь детям-сиротам, пока еще можно им чем-то помочь. Начну с них, а там, даст Бог, и до родителей доберемся.

— Мы готовы дать вашему детскому дому сто тысяч.

Тамара Петровна стушевалась, но быстро взяла себя в руки.

— Спасибо! Спасибо! — растерянно благодарила она, потом добавила. — Мы на подобную сумму не рассчитывали.

— Хорошо. Как нам их перевести?

— Я вам дам номер счета.

— Валютного?

— Почему валютного? Обычного рублевого, — удивилась Тамара Петровна. — У нас нет счетов в иностранной валюте.

— Тогда не более, чем через сутки, сумма, эквивалентная ста тысячам долларов, будет на вашем счете в рублях.

Тамара Петровна прижала руку к области сердца.

— Сто тысяч долларов? — переспросила она.

— Да. Простите, я сразу не уточнила.

— Это же сколько в рублях? — растерялась Тамара Петровна.

— Больше трех миллионов, — пояснил Федор.

Наконец-то Федор вышел из ступора. Я рада, что смогла вернуть его к нынешним проблемам хотя бы таким образом.

— Товарищи, а вы не шутите? — усомнилась в нас исполняющая обязанности директора.

— Нет, нисколько! Хотите, я вам выпишу чек? Но проще и спокойнее перевести деньги со счета на счет, предварительно конвертировав валюту. Эти деньги смогут решить часть ваших проблем?

— Я пока не могу представить такую сумму. Для меня она не совсем осязаема. Но абсолютно точно, что эти деньги решат массу наших проблем, если не сказать, почти все, на сегодняшний день. Просто проблемы вновь появятся по прошествии времени. На сколько хватит вашей помощи, я не могу сказать точно: нужно составить смету. Но в одном вас могу заверить, что деньги пойдут на нужды детей. Более того, вы можете контролировать статьи расходов.

— Понятно. Мы не против наглядно убедиться в том, что проблемы решаются.

— Я вас поняла. Мы будем отчитываться. Вы хотели что-то узнать о нашей воспитаннице?

— Да, — согласилась я, — но лишь после того, как обещанная нами сумма поступит на счет интерната.

Я посмотрела на Федора. Он отвернулся от меня и рассматривал что-то за окном. Кажется, он недоволен. Конечно, мы были так близки, чтобы узнать подробности биографии Кэт. Можно подумать, я не хочу узнать ее сейчас! Но я также не хочу, чтобы Тамара Петровна думала, что мы даем необоснованные обещания, чтобы получить информацию. Пусть все будет по-честному. «Утром — деньги, вечером — стулья». Потерпим еще денек.

— Скажите лишь, о ком речь? Я соберу информацию по максимуму.

— Екатерина Кострова, — сообщила я.

— Вас интересует Катя? — спросила Лариса Петровна.

— Да. Что-то не так с ней? — не сдержалась я.

— Послушайте, я вам верю. Верю, что вы правда переведете озвученную сумму, какой бы фантастичной она мне ни казалась. Давайте сейчас поднимем архив, вызовем сотрудников, которые помнят Катю, и я в их числе. И мы расскажем все, что нам известно.

— Нет. Завтра, — твердо сказала я. — Дайте нам реквизиты расчетного счета.

И. о директора интерната сняла нам копию реквизитов.

— До завтра! — простилась я.

— Всего доброго! — пожелала она.

Федор кивнул. Мы покинули интернат.

Обратную половину пути мы опять ехали молча. Я первая не выдержала и спросила:

— Ты не одобряешь наш отъезд?

— Я тебя боюсь, — ответил он шутливо.

— Почему?

— Ты непредсказуемая и неординарная, — пояснил он.

— Звучит как сумасшедшая, — высказалась я.

— Да. Ты странная, — продолжал он.

— Мне уже страшно за себя, — пошутила я.

— Это я боюсь, с такой сумасшедшей невозможно расстаться, — ответил он.

— Чтобы это значило?

— Лишь то, что теперь я еще больше не хочу потерять тебя.

— Почему?

— Другой такой не найти!

— Богатой? — спросила я.

— Щедрой и честной! — разъяснил он.

— Даже не знаю, что сказать…

— Скажи, твое решение помочь интернату было спонтанным?

— Было абстрактное желание помочь, только не знала, кому. А в интернате оно обрело направленность.

— Тогда почему мы уехали? Ведь за твои обещания Тамара Петровна готова была выложить все известные ей биографии, даже свою, со всеми имеющимися грешками.

— Я не хотела, чтобы она терзалась все время, пока не поступят деньги.