Ангел Господень - Борис Чурин

— Как это, одного дня?! — открыла от удивления рот Евгения Андреевна.

Наргиза весело рассмеялась, довольная произведенным ею эффектом.

— Я тогда был Марией Долгорукой, дочерью князя Ивана Долгорукого. Мне только что исполнилось семнадцать лет, когда однажды в наш дом ворвалась свора пьяных опричников во главе с самим царем Иваном по прозвищу Грозный. Трое опричников схватили моего отца и принялись избивать его, пытаясь добиться каких-то признаний. Остальные налетчики разбежались по дому и стали стаскивать в горницу, где пытали отца, всех домочадцев. Вот тут-то царь Иван и увидел меня. Он сразу приказал прекратить пытки, медленно подошел ко мне, оглядел со всех сторон и, повернувшись к отцу, спросил:

— Твоя дочь?

Отец в ответ кивнул головой.

— Отдашь ее мне в жены? — последовал неожиданный вопрос.

Отец смиренно склонил голову. Конечно, отцу не хотелось отдавать меня за царя. Ведь у Ивана к тому времени уже четыре жены побывало.

Последнюю, Анну Колтовскую, за год до этого, царь в монастырь упек. И в народе ходили разговоры, что весь этот год Иван предавался необузданному разврату со своими многочисленными наложницами. Но идти против воли Грозного, было равносильно самому себе петлю на шею одевать. Поэтому отец дал согласие на брак.

Меня в тот же день отвезли во дворцовый терем и начали готовиться к свадьбе. Однако тут вышла заминка. По канонам православной церкви того времени не разрешалось вступать в брак более трех раз. В случае с Анной Колтовской Собор уступил настойчивым просьбам царя, но на брак со мной дал решительный отказ. Пришлось Ивану пойти на хитрость. Нас тайно венчал протопоп Никита, настоятель Спасо-Преображенского монастыря, служивший ранее у царя в опричниках.

Ну а пока шли споры с Собором, ко мне в услужение приставили няньку и молодого опричника по имени Василий. Как увидела я Василия, так сердце мое застучало в груди, словно молот по наковальни. Брови у Васеньки были черные, густые, будто два крыла у ворона. Глаза голубые, бездонные как небо в летний полдень. Плечи широкие, стан стройный… Короче, влюбилась я в него без памяти. И он меня крепко полюбил. Как отлучится нянька из комнаты, так он тут же ко мне. Возьмет за руку и нашептывает слова ласковые.

На четвертую ночь моего пребывания во дворцовом тереме, когда я лежала в постели, дверь вдруг скрипнула и в комнату крадучись, заходит Вася. Я на него руками замахала и тычу на сундук в углу комнаты, на котором нянька спала. А он в ответ рассмеялся и… в ладоши хлоп. У меня дыхание от страха перехватило. Василий же ко мне наклонился и шепчет на ухо. Ты мол не бойся. Я няньке сонного зелья в чашку подсыпал.

В ту ночь я с Васей свою невинность и потеряла. А после, еще три ночи мы с ним любовным утехам предавались.

Настал день свадьбы. Царь устроил грандиозный пир. Столы ломились от яств. Несколько бочек с вином и медовухой выкатили на улицу народ угощать. Иван за столом сидел строгий, молчаливый. К вину даже не притронулся. В положенный час нас отвели в опочевальню. Тут супруг мой и узнал, что в жены ему не девственница досталась. Ничего он мне тогда не сказал. Отвернулся и вскоре захрапел.

Утром проснулась я от толчка в плечо. Смотрю, царь надо мной стоит.

— Собирайся, — говорит.

Запрягли санный поезд и поехали в Александровскую слободу. Там у Ивана усадьба была. Вместе с нами отправился отряд опричников. Человек пятьдесят, не менее. Среди них разглядела я Васеньку моего.

Как приехали в усадьбу, схватили меня опричники и в подвал поволокли. Следом за ними туда царь спустился. Подошел он ко мне, намотал мои волосы себе на кулак, придвинул свое лицо к моему вплотную и прошипел словно змея:

— Признавайся: когда и с кем согрешила.

Я гляжу, Вася мой стоит возле стены бледный как полотно, пот со лба шапкой стирает. Отвечаю я царю:

— Силком меня взяли. А кто, мне не ведомо. Ночь была, а лица насильники масками прикрывали.

— Врешь, собака! — зарычал царь. Повалил он меня на пол и принялся ногами пинать. Все в причинное место старался угодить. Когда устал, ткнул на меня пальцем опричникам и говорит: — Пытайте ее, пока не скажет, с кем блудила. Тех два раза просить было не надо. Били, пока я сознание не потеряла. Очнулась на следующее утро от того, что холодно мне стало. Огляделась, вижу: лежу я в одной рубашке привязанная к саням, недалеко от царской усадьбы. В сани конь вороной впряжен, вокруг опричники стоят, а поодаль народ толпится. Через некоторое время из ворот усадьбы выходит царь. Перекрестился он и зычным голосом обращается к народу:

— Православные! Ныне узрите вы, как карает царь Всея Руси измену ему. Девка сия до венца слюбилась с неким злодеем и пришла к царю в скверне блудодеяния. А за ту измену повелел царь девку казнить!

После его слов, взяли опричники под уздцы коня и повели к пруду, что рядом с усадьбой находился. Когда ближе подъехали, вижу я, в центре пруда во льду широкая полынья вырублена. У края этой полыньи остановили опричники коня, сами в стороны отошли. А потом один из них с размаху ткнул коня в бок пикой. Конь прыгнул вперед и рухнул в воду. За ним туда же сползли сани вместе со мной… На том и кончилась моя царская жизнь.

Евгения Андреевна заметила, как Наргиза зябко передернула плечами. Тут только женщина обратила внимание, что над кладбищем начинают сгущаться сумерки.

— Ты, я вижу, замерзла, — Евгения Андреевна обняла девушку за плечи, — так и простыть недолго. Поехали домой. Я тебя горячим чаем со смородиной напою.

На пороге квартиры их встретил Александр Андреевич.

— Я, как знал, что вы вместе вернетесь. Сбегал в магазин, торт купил и бутылочку прихватил. Не каждый же день к нам гости из Самарканда приезжают, — ответил он на укоризненный взгляд сестры.

Мужчина помог Наргизе снять плащ и проводил в комнату. Евгения Андреевна направилась на кухню готовить ужин. Через несколько минут, проходя мимо открытой двери комнаты, она увидела, что Наргиза сидит на диване, а Александр вышагивает перед ней взад и вперед, отчаянно жестикулируя руками.

— Заполучил слушателя своих стихов, — улыбнулась Евгения Андреевна.

Ей самой стихи брата, откровенно говоря, не нравились. Рифма натянута, слова перековерканы. Но, Александр утверждал, что получил хвалебные отзывы от ряда известных литераторов и те обещали включить его стихи в готовящийся к печати сборник стихов молодых поэтов Урала.

Евгения Андреевна вернулась на кухню и принялась чистить картофель. В морозильной камере ее холодильника лежал пакет сосисек, и картофельное пюре, решила хозяйка, будет подходящим гарниром к ним. Через полчаса непритязательный ужин был готов, и Евгения Андреевна пошла звать гостей к столу. Однако на пороге комнаты она резко затормозила, будто наткнулась на невидимую преграду. В комнате все оставалось по-прежнему: Александр вышагивал взад и вперед, размахивая руками, а Наргиза сидела на диване, сложив руки на коленях и внимательно слушая чтеца. Но не поза девушки привлекла внимание Евгении Андреевны. Ее поразил взгляд Наргизы. Безусловно, в нем присутствовали обычные восторг и восхищение слушателя, получавшего истинное удовольствие от услышанного произведения. Но эти восторг и восхищение не в силах были скрыть другого, многократно более сильного и страстного чувства. Чувства, которое заставляет замирать сердце, а глаза сверкать восторженным светом. Чувства, которое способно побороть инстинкт самосохранения и заставить человека совершать безрассудные поступки. Чувства, которое называется коротким и, в то же время, емким словом…