Проигравшему достается жизнь - Наталья Андреева

Сейчас, при свете дня, они наконец друг друга разглядели. Он был похож на бабу: плечи покатые, лицо безволосое, даже брови едва обозначены, щеки и нос лоснятся от жира, сальные волосы стянуты на затылке в хвост. Глаз не было видно за дымчатыми стеклами узеньких очков, слишком уж маленьких для широкого и круглого, как блин, лица Шурика. На нем было черное драповое пальто, должно быть, дорогое, на ногах новенькие ботинки, не зимние, а осенние, на тонкой подошве.

Шурик смотрел на нее с удивлением, бесцветные бровки сложились домиком.

– На кого ты похожа?! Твои волосы, твоя фигура, ногти… – он взял ее руку, глянул на нее и тут же бросил. – Нет, это не ты! Человек не может так сильно измениться за каких-нибудь два месяца! Разве что тяжелая болезнь… – Он опять взял ее руку, взгляд упал на кольцо. – Твоя одежда, твои украшения… Но все равно не ты! Что ты с собой сделала?

Она растерялась. Вот сейчас обман раскроется! Делать-то что? Как ему объяснить, откуда у нее это лицо?

– Во-первых, срочно похудеть, – строго сказал Шурик. – Во-вторых, бегом к косметологу. Твоя кожа в безобразном состоянии. Ты почему без косметики? Ах, вот оно что! Ты без косметики! А я-то думаю… Ладно, справимся. Главное, рот на месте, твое сокровище. Если будешь меня слушаться, все будет хорошо. Ты будешь меня слушаться?

«А у меня есть выбор?» Сказала жалобно:

– Я два месяца лежала в больнице. Кормили плохо, все время пичкали лекарствами. Разумеется, я приведу себя в порядок. Скажи, а у меня есть шанс?

– Что значит – есть шанс? Подцепить богатого мужика? Конечно, есть! У тебя всегда это получалось!

– Но я так изменилась.

– Все можно продать, – вздохнул Шурик. – Были бы мозги. Ты-то умом никогда не отличалась, но у тебя есть я. Чтобы думать за нас обоих. Я тебя пристрою, не переживай. И сними, наконец, эту дрянь! – он брезгливо ткнул пальцем в шарф. – Дешевка! И воняет гадким одеколоном! Это не твой запах. Ну, идем за остальными вещами?

Они вернулись в подъезд.

– … а вот вы – паразиты! – продолжила свой обличающий монолог консьержка, едва они переступили порог.

– … пахать надо! – двери лифта закрылись.

– Прорвало, – прокомментировал Шурик. – И этот тоже… мордоворот.

– Кто?

– Охранник. Нет, чтобы помочь. Чаевых ждет.

– Может, дать?

– Да пошел он!

Вышли на восьмом. Шурик опять взял коробку, она – чемодан. И вдруг дверь квартиры, у которой стояли вещи, распахнулась. Из нее вышел высокий представительный мужчина в спортивном костюме.

– Что здесь происходит? – важно спросил он.

– Жиличка съезжает. Вот, вещи носим, – пояснил Шурик.

Бросив на нее внимательный взгляд, мужчина предложил:

– Девушка, вам помочь?

– Нет, что вы… – заикнулась, было, она, но Шурик тут же вмешался:

– Рина была бы вам очень признательна.

– Рина?

– Ее зовут Ноябриной.

– Какое красивое имя!

– А какое редкое!

– И в самом деле. Очень редкое!

– Это моя любимая модель.

– Модель?

– Ну да, модель. А я ее агент. Разрешите представиться: Александр.

Шурик протянул потную руку, которую мужчина пожал.

– Олег. Бизнесмен. Одну минутку, я сейчас оденусь.

Мужчина скрылся за дверью.

– Ты что, с ума сошла?! – накинулся на нее Шурик. – Ах, нет, спасибо, мы сами! Такой шанс! Может, и съезжать-то не придется!

– Шанс?

– Бедняки здесь квартиры не снимают. Слыхала? Бизнесмен! Я по своим каналам наведу справки. Может, с женой развелся, свалил на съемную, сейчас домик на Рублевке присматривает. И, разумеется, хозяйку уютного гнездышка. Ты, конечно, не в форме, но глазки-то сострой! Кто знает? Может, ему доходяги нравятся? Или переболевшие гриппом. Сначала пожалеет, а потом, глядишь, и приласкает. Давай, действуй! – Шурик хлопнул ее по попе и потащил к лифту коробку.

Появился Олег, уже в куртке, легко поднял тяжелую коробку, да еще и чемодан прихватил. Она, чтобы не отстать, тоже взяла груз в обе руки.

– Рина, что же ты тяжесть такую поднимаешь, – сладко пропел Шурик, когда лифт тронулся. – Что же будет с твоими нежными ручками?

– Хочется поскорее с этим покончить, – она вздохнула. – Так неприятно!

– Да, да, да! – Шурик энергично закивал, жирный подбородок затряся. – Такое хамство!

– Хамство? – слегка напрягся Олег.

– Эта ужасная женщина. – Шурик поморщился. – Консьержка.

– Мне показалось: сама доброта.

– Да уж, доброта! – жирный подбородок еще сильнее задрожал: агент был в возмущении.

Лифт остановился, он с коробкой в руках первым шагнул в открывшуюся дверь, и тут же раздалось:

– Паразиты! Пахать на вас надо!

Следом вышла она.

– Шалава! Вам, проституткам, скоро конец придет!

– Что вы себе позволяете?! – вышедший из лифта следом за ней Олег побагровел как рак. Увидев его, консьержка тоже постепенно начала заливаться краской. – Вам деньги платят за то, чтобы вы следили за порядком, а не за то, чтобы оскорбляли жильцов!

– Так она ж… она здесь больше не живет… – залепетала консьержка.

– Но это не отнимает у нее российского гражданства! Вы знаете, что это статья? Да-да! Есть такая статья в уголовном кодексе! Вы оскорбили девушку! Я – свидетель! И ты, – Олег ткнул пальцем в охранника, – свидетель.

– Я?! – оторопел мужик и, попытавшись сойти за одну из пираний, прилип широкой спиной к аквариуму. – Ну да. А там это… еще коробки есть?

– Есть, – злорадно сказал Шурик.

– Давайте я помогу, – засуетился охранник, пытаясь взять у Олега чемодан.

– Я сам донесу! А ты не стой, как болван, у рыбок! Езжай на восьмой, там, у двери в мою квартиру стоят коробки. Неси их к машине, понял? – Охранник кивнул и торопливо направился к лифту. – А с вами я потом разберусь, – пригрозил Олег консьержке. – Идемте, Ноябрина.

На улице она благодарно посмотрела на него и тихо сказала:

– Спасибо.

– Вы плохо выглядите, Ноябрина. Болеете, да?

– Бедная девочка, – тут же вмешался Шурик, не давая ей рта открыть. – Она попала в больницу, перенесла тяжелую операцию, и пока там лежала, в больнице, жених ее бросил. Вы не представляете, какая она была красавица, наша Риночка! Я имею в виду, до операции. Гордость модельного агентства, лицо всемирно известного брэнда, и с большим будущим, между прочим! И такая беда, такая беда… Денег нет, жених бросил, друзья отказались, родители отреклись. И только я… только я… – Шурик прослезился.