Безмолвная - Райчел Мид

«Как мы войдем? – спрашивает Ли Вэй. – Если они так осторожны с тканью, то, наверное, будут еще более подозрительными к незнакомцам, особенно если судить по реакции Хранителя Дороги».

Я с ним соглашаюсь, но внезапно придумываю выход. Осмотр повозки заканчивается, и толстяк издает громкий звук, заставляющий разбредшихся слуг поспешно вернуться. Я хватаю Ли Вэя за руку и тащу к толпе. Среди такого множества ожидающих и толпящихся людей нас никто не замечает. Завершив осмотр, стражники спешат пропустить в город владельца шелка с его свитой. Мы с Ли Вэем пристраиваемся к кому-то из прислуги и по указаниям стражников быстро проходим к воротам.

Когда мы уже собираемся пройти за них, один из стражников быстро преграждает нам путь выставленным перед нами длинным острым копьем. Он издает последовательность резких звуков, а я могу только тупо на него смотреть. Несколько слуг останавливаются вместе с нами. Стражник обводит нас взглядом и повторяет те же звуки. У меня отчаянно колотится сердце. Я чувствую, как напрягся Ли Вэй, готовый к стычке. В нас как-то заподозрили чужаков.

Стражник повторяет свои слова в третий раз: он явно недоволен. Мне отчаянно хочется понять, чего он добивается. Я слышу, как чей-то голос негромко отвечает ему поблизости от нас. Это еще одна служанка. Стражник вперяет взгляд в нее, служанка в страхе сжимается, указывая на толстяка в повозке. Стражник переводит взгляд на него, что-то повторяя.

Оказавшись поблизости от толстяка, я замечаю, что он держит в руке небольшую фляжку, из которой постоянно что-то отпивает. Он покачивается на своем высоком сиденье и смотрит на стражника туманно-пренебрежительным взглядом. Спиртное у нас в поселке редкость, но я его видела и опознаю его эффект. В ответ на вопрос стражника толстяк бросает взгляд на толпу слуг и пожимает плечами, отчего стражник злится еще сильнее. Стражник обводит нас взглядом и начинает указывать на всех по очереди пальцем. Я понимаю: он считает. Он что-то говорит толстяку, а тот решительно качает головой. Он начинает пересчитывать слуг по головам и, закончив, заметно удивляется.

Я затаиваю дыхание, поняв, что происходит. Стражники потребовали пересчитать прислугу, а наше с Ли Вэем присутствие дало неверную цифру. Взяв его за руку, я заставляю его чуть повернуться, так чтобы толстяку плохо было видно наши лица. Если он разглядит нас, то, несмотря на опьянение, поймет, что мы тут – посторонние. У него со стражниками начинается новая перепалка, и я готовлюсь к худшему, ожидая, что они потребуют построить всех слуг для осмотра.

Нас спасает то, что к первому стражнику подходит еще один и что-то шепчет, указывая рукой на длинную очередь, собравшуюся у ворот. Видимо, разногласия относительно числа слуг меркнут по сравнению с затором на дороге. Еще несколько напряженных мгновений, стража пропускает повозку и прислугу, к немалой радости толстяка. Он приветственно вскидывает свою фляжку, заслуживая хмурый взгляд первого стражника.

Еще несколько шагов, и мы с Ли Вэем в городе.

Тут моя сообразительность дает сбой, и я почти останавливаюсь. Вокруг нас такая толпа и толкотня, что мы рискуем потеряться. Ли Вэю хватает ума понять, что нам нельзя оставаться на месте, иначе нас затопчут. Он хватает меня за руку и ведет вперед. Мы тащимся за повозкой с шелком, оглядываясь по сторонам. Разбегаются глаза: с меня хватило бы и вида этого множества людей, но это же не все! Таких больших зданий я никогда в жизни не видела, и материалы на них пошли гораздо более нарядные, чем те, которые используются у нас. Многие строения покрашены и имеют декоративные элементы. Интересно, что бы об этом сказал Старейшина Чэнь. Наши краски экономно расходуются только на отчеты.

Та масса звуков, которые я слышала у ворот, – ничто по сравнению с уровнем шума в самом городе. Вслух свои мысли проговаривает столько людей, что я не могу понять, как они ухитряются хоть в чем-то разобраться. Для меня все это остается бессмысленной избыточной трескотней. Даже лошади – а за стенами их еще больше – создают свои собственные характерные шумы, когда их копыта ударяются о каменную дорогу. Тем не менее я обнаруживаю, что могу немного отключиться от шума, потому что, куда бы я ни взглянула, я вижу написанные объявления, и знаки для них используются те же, какими пишем мы. Их привычный вид дает мне опору, становится инструментом, с помощью которого можно начать разбираться, что тут происходит. Мы вышли за шелковой повозкой туда, где, по-видимому, расположен рынок (меня на эту мысль наталкивает огромное количество надписей, рекламирующих товары: фрукты, мясо, ткани, украшения, посуду и многое другое). Похоже, здесь можно получить все на свете.

Мимо нас громыхает запряженная лошадьми повозка, разбрасывающая грязь из-под колес. Немного попадает на рукав моей чистой рубашки, вызвав у меня огорченный вскрик. Продолжая держаться за руки, мы с Ли Вэем отходим от главного проезда, чтобы нас не сбили, и останавливаемся, чтобы прочесть окружающие нас надписи. Мы оба растеряны. Я считала, что мы легко сможем отыскать кого-то из облеченных властью, кто сможет что-то пояснить относительно положения нашего поселка, но при виде этих деловито спешащих людей я начинаю подозревать, что до нашего поселка им нет дела.

Ли Вэй отпускает мою руку, чтобы можно было говорить. Его лицо светится возбуждением.

«Ты видела? – говорит он знаками. – Там, где продавали хлеб? Та женщина только что отдала маленький кусочек серебра и унесла корзинку, полную рогаликов! Мы каждый день извлекаем из шахты во много раз больше серебра! Если бы могли обменивать его так же, мы бы никогда не голодали. При том количестве металлов, которое мы добываем каждый день, мы должны были бы иметь еду в изобилии!»

«Не может быть, чтобы все было так просто, – отвечаю я, хмурясь. – Иначе с чего бы Хранитель Дороги отправлял нам так мало еды? Возможно, эта женщина какая-то особенная».

Однако наблюдая за уходящей с рогаликами женщиной, я не вижу в ней ничего, что отличало бы ее от других. Чем дольше мы смотрим, тем чаще видим, как кусочки металла люди обменивают на самые разные товары, и я начинаю склоняться к мнению Ли Вэя. Я знаю, какое количество металла добывает наш поселок. В мои обязанности входит его ежедневная регистрация. Я вижу, как маленькая доля такого металла переходит здесь из рук в руки и дает такое изобилие припасов, которое ошеломило бы наш поселок. Почему такой принцип обмена на нас не распространяется?

Я замечаю компанию детей, играющих на другой стороне улицы. Они держатся за руки, ходят кругом и говорят. Но их речь не похожа на ту, которую я слышала от других. Во-первых, все дети говорят одно и то же одновременно. А еще тут присутствует характеристика, с которой я не встречалась. В издаваемых детьми звуках есть красота, которая напоминает, как я в поселке впервые услышала дрозда. Мне приходит в голову удивительная мысль: я слышу человеческое пение! Но что бы это ни было, оно заставляет меня улыбаться.

Я не успеваю ничего об этом сказать: на нас обращает внимание сморщенная старушка, стоящая за столом. Она продает фрукты, и сейчас у нее покупателей нет. Мы встречаемся взглядами, и ее лицо светлеет. Старушка берет в руки плоды, которых я никогда не видела, открывает рот и издает непонятные звуки. Я качаю головой, понимая, что она хочет в обмен на них металл, а у меня его нет. Неправильно меня поняв, она берет другие фрукты и снова говорит. Я качаю головой и по привычке говорю знаками: