Малькольм - Джеймс Парди

— Нет, нет, мадам Жерар, вы клевещете на него, — воскликнул Малькольм, поднимаясь.

— Вы способны следить за тем, чтобы незрелые эфебы сидели молча, или мне позвать кого-то, кто сделает это за вас? — мадам Жерар перевела гнев на Элоизу Брейс. Она собралась продолжить, но ее вниманием завладел крайний ужас, написанный на лице лилипута.

Она быстро прогуляла зонтик до угла, где подобострастно сидел Кермит. Как потом описывала мадам Жерар, карлик смотрел на нее как кинкажу на Луну. Мадам Жерар изучала его минуту, а затем, склонившись над его ртом, нанесла ему громкий поцелуй.

Она немедленно вернулась в центр комнаты, чтобы продолжить речь.

Но Кермит, касаясь губ рукой, воскликнул:

— Значит, я освящен.

— Всего только признаны, не освящены, — уведомила его мадам Жерар, говоря в сторону.

— Мадам Жерар, мой дорогой друг, — выговорила Элоиза из последних сил и, поднявшись, взяла ее за руку, — вы должны подняться наверх и прилечь. Я вызову вашего мужа. Вам будет очень дурно, если вы не послушаете меня сейчас.

— Идите прочь, дражайшая, — посоветовала мадам Жерар Элоизе, — вы вечно de trop. Я прежде всего обращалась к ним, — и она указала на двоих мужчин. — Вы же, с другой стороны, должны идти работать, рисовать, показывать миру свой гений, а не появляться на публике. Вы слишком уродливы, чтобы появляться на публике, даже такой маленькой, как эта. Пусть мир услаждает взор молодыми красавцами, вроде них, — и она простерла руки к Малькольму и Кермиту, — а обыденные гении, вроде вас, пусть запрутся в мастерских. В мастерскую, гений! В мастерскую!

— Разве вы не видите, милая, — Элоиза все еще держала мадам Жерар за руку, — вы накликаете crise.

— Тогда идите в постель, дражайшая. Я свежа как ромашка. Кто не будет свеж в такой компании?

— Из-за вас моя голова раскалывается от боли, — пожаловалась Элоиза.

— Тогда в мастерскую. Работа — действенное средство от головной боли. Вы знаете об этом. Ах, какой вы вши красивой, — мягко рассуждала мадам Жерар, глядя Элоизе прямо в лицо. — Какой вы были красивой до вашего второго брака. Ваши волосы были как зрелая пшеница, нет, не отрицайте. Наслаждение для глаза и для руки. А сейчас, посмотрите на них. Посмотрите на себя. Вы позволили этому взломщику замарать вас, опростить вас, вот что! Даже ваша речь утратила благородство, эти окей льются дребезжащим потоком. У вас брюшко, от выпивки. Как мое сердце болело за вас, Элоиза, не скрою. Но мои чувства к вам не должны препятствовать моему же совету, который мудр и верен: покиньте эту комнату! Идите к своей работе! Вы не пригодны ни для чего, кроме труда. Оставьте мне этих прекрасных молодых людей. Вы думали, что я приехала смотреть на вас? Никогда! Идите! Уходите! Мы в вас больше не нуждаемся, правда, милашки?

Малькольм и Кермит оба таращились на мадам Жерар, слишком увлеченные услышанным, чтобы ответить ей хотя бы кивком.

Элоиза заходила по комнате, плача и отпивая прямо из бутылки.

— Эта женщина называет себя моим другом, — слабо промолвила Элоиза.

— Дружбы здесь нет, — ответила мадам Жерар. — Вы запятнали дружбу со мной, когда вышли за этого сидельца. Если б вы обо мне заботились, то никогда не пошли бы на этот брак. Я сегодня здесь, что отдать дань двум молодым людям, и я заклинаю вас в последний раз покинуть комнату. Я умоляю и требую.

— Вы мне не оставляете выбора, — сказала Элоиза Брейс с великим самообладанием и поставила бутылку.

— Какого еще выбора? — спросила мадам Жерар с легким опасением в голосе.

— Я собираюсь вызвать Жерар Жерара, — предупредила ее Элоиза.

— Он в Айове, делает четыре миллиона долларов.

— Тогда я вызову полицию, — сказала Элоиза не свояк голосом.

— Полицию, тоже мне! — фыркнула мадам Жерар и подошла к столу, где стоял более чем наполовину полный винный бокал Малькольма. Она осушила бокал одним глотком. — Они вызывали ко мне полицию тысячи раз, — обрадовала она всех. — Вы думаете, они посмеют забрать меня? Зная, кто я такая? Никогда. А сказать вам, почему они не посмеют забрать меня? — она оглядела всех в комнате. Все, замерев, ждали каждого ее слова. — Конечно, вы не догадываетесь, почему! Откуда вам. Они не заберут меня, потому что я знаю все! И они видят это знание на моем лице! По этой причине они нетронут меня, даже если их вызвать…

Сказав это, мадам Жерар немедленно подошла к Малькольму и начала целовать его в виски, перемещаясь от одного к другому в быстром порядке.

— Ради тебя одного, — объясняла мадам Жерар, — я проделала эту сложную поездку, я приехала увидеть твое прекрасное лицо… живое и написанное маслом…

Мадам Жерар внезапно осеклась, будто услышав сигнал к началу.

— Где портрет, вы, мошенница? — обратилась она к Элоизе.

— Малькольм! Кермит! — свирепо ответила Элоиза, — мы должны ее связать, или она начнет все крушить.

— Они вам не помогут, — набросилась мадам Жерар на Элоизу.

— Держите ее, — приказала Элоиза мальчикам.

Ни один из молодых людей не пошевелился.

— Видите? — захохотала мадам Жерар. — Вы ничего не можете сделать. Зовите вашу полицию.

Все же мадам Жерар забыла об одном свойстве Элоизы Брейс: о ее атлетической удали.

Элоиза закрыла глаза и собралась для предельного усилия. Тем временем мадам Жерар, уже покачиваясь на ногах, безумно хохотала над своей воображаемой победой.

— Я не уйду никогда, — прокричала она, как вдруг Элоиза Брейс, поразительно похожая на вернувшегося на ринг боксера, приблизилась к великой женщине и провела два удара: могучий левый, а потом правый в подбородок. Мадам Жерар заколебалась, молча упала на пол с печальной улыбкой на устах, и улеглась там в позе каменной принцессы, спящей во все века.

— Поднимите ее и несите в восточную комнату, — негромко скомандовала Элоиза мужчинам, и Малькольм с Кермитом поспешили подчиниться ей.

— Но почему я должна покинуть ваш дом, если вы меня любите? — говорила мадам Жерар Джерому Брейсу на следующий день, лежа в самой просторной кровати в доме, куда ее принесли — с большим трудом и дважды уронив по дороге — Малькольм и Кермит.

Мадам Жерар прижимала руку к шишке, которую ей наставила Элоиза, и к глазу, чернейшему из всех, какие Джерому приходилось видеть за всю свою нерядовую карьеру.

Мадам Жерар была горда тем, что Джером оценил ее шишку, но скоро возобновила жалобы на обращение с ней — не столько на «жестокость» Элоизы (напротив, мадам Жерар восхитило дерзкое нападение художницы) — сколько на настойчивое требование Джерома, чтобы она покинула дом.

Мадам Жерар отрицала, что Джером все еще любит ее.

— Мы вас любим, мадам Жерар. Вы даже не знаете, насколько.