Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли

Пробудился я в положительной бодрости, однако ощущение не задержалось. К тому времени, как я оделся и упаковался, похмелье трясло меня, будто неопытный терьер крысу. С передышками я добрался до гостиничного бара (садитесь в медленный лифт, но никогда — в скоростной), и бармен там меня продиагностировал и вылечил почти во мгновение ока.

— В натуре, бодун, — объяснил он, — это просто отходняк; тормозни отходняк, введи то, от чего отходишь, и синдром исчезнет с шелестом черных крыл.

Похоже, в этом имелась бездна смысла. Его рецептом был обычный скотч и простая вода — бармен поклялся страшной клятвой, что простую воду им привозят свежую, причем — каждое утро из ручья в Аппалачах, поверите ли? Я дал ему на чай нескупой рукой.

Хорошенько подлечившись, но никоим образом не накушавшись, я расплатился по счетам, изъял незапятнанный «Серебряный Призрак» у сопротивлявшегося буроватого малого и осторожно тронулся в общем направлении Нью-Мексико. Потомкам будет интересно знать, что обряжен я был в свою Полную Американскую Маскировку: кремовый туссоровый костюм, солнечные очки и соломенную шляпу цвета какао со жгуче-апельсинной ленточкой. Воздействие наряд оказывал крайне сексуальное, о чем с удовольствием вам и сообщаю. Мистер Аберкромби при виде этого наряда укусил бы мистера Фитча,[113]а редакция «Портного и раскройщика» была бы тронута до слез.

Странное дело, но я опять начал бояться. Мне смутно мнилось, что эта земля — «где и закон, и обычай покоятся на грезах старых дев»,[114]— при всем этом была той землей, где мне могут сделать очень больно, если только я не буду крайне осторожен. Или даже если буду.

К тому времени, как я миновал неприглядные городские «фобурги»[115]и предместья, мне потребовалось горючее: «Серебряный Призрак» — прелестная машина, но даже ее лучший друг признает, что миль на галлон у нее не так уж много. Я избрал заправочную станцию, коя выглядела так, будто лишняя сделка ей не помешает, и подъехал. Случилось это около местечка под названием Шарлоттсвилль на самом краю Национального парка «Шенандоа».[116]Служитель стоял ко мне спиной, подбоченившись, и говорил:

— Вы тока на него поглядите, а? — а сам глядел вслед большому автомобилю цвета окиси кобальта, который на огромной скорости исчезал вдалеке. Служитель не осознал моего присутствия, пока я не выключил двигатель, после чего крайне угодливо окинул «роллс» взглядом и прошептал: «Я-а-ать!» — несколько раз подряд. (В последующие несколько дней мне доводилось слышать множество подобных «ятей» — столько, что хватило бы заменить весь словарный запас жителей оклахомской Пыльной Лоханки.) Суя патрубок в бензобак, служитель хихикнул, как нежная дева, а напутствовал меня еще одной морфологической похвалой, забрызгавшей мне уши. Мне стало любопытно, чем же заслужило его укор зеленовато-голубое авто.

После чего я несколько заблудился, но час спустя выехал на Трассу 81 в Лексингтоне и с ветерком промчался по Вирджинии. Едва пересекши границу и оказавшись в Теннесси, я сыграл отбой и вписался в мотель «Достоподлинные Избы». Желтоволосая, вялоротая и толстозадая хозяйка вильнула мне избыточной плотью в манере, что омерзительнее некуда: выглядела она столь же недоступной, сколь стрижка в парикмахерской — и примерно за ту же цену. В моей «избе» все было привинчено к полу: хозяйка сообщила, что новобрачные, случается, обставляют свои жилища тем, что крадут из мотелей, — часто ночь напролет отвинчивают мебель. При этом она кокетливо хихикнула, давая тем самым понять, будто ей известны и более интересные методы провождения досуга. Вроде ввинчивания на полу в нее саму, осмелюсь заметить.

Простыни оказались ярко-красными.

— Ей-бабу! — сказал я им. — На вашем месте я бы тоже краснел.

На ужин я поел «Старомодного Рагу из Солонины для Настоящих Горных Молодцев»; вы бы решили, что в Теннесси оно восхитительно, однако, знаете ли, нет; никакого сравнения с Джоковым. Я отпил из своих запасов «Красного Плюмажа Делюкс» и немедленно уснул — менябы вы ни за что не отвинтили.

В американском мотеле вам никогда не удастся раздобыть чашку чаю рано поутру — даже за живые деньги; я пожалел, что не прихватил аппарат с собой. Вы и представить себе не можете, как трудно одеваться, если вас изнутри не ободряет чашка чаю. Я проковылял в ресторан и выпил целый кувшин их кофе — отличного, надо заметить: он подготовил меня к попытке испробовать свежую канадскую грудинку и блинчики. Неплохо — в самом деле неплохо. Я заметил, что владелец зеленовато-голубой машины — или на нее очень похожей — избрал для ночлега тот же мотель, но самого его или ее я не видел. Я вяло размышлял, много ли ему или ей удалось отвинтить. Со своей стороны, я выписывался с чистой совестью, ибо ничего не крал уже несколько дней.

В то утро я почти совсем не заблудился. Выехав на Автостраду 40 всего через какой-то час с лишним, я просквозил по ней же через весь Теннесси — чудесные пейзажи. В Нэшвилле остановился на ланч: свиные ребрышки с оладьями, а также изумительнейший музыкальный автомат, что попадался мне в жизни. Даже сидеть перед ним было почетно. Оглушенный горячей свининой и децибелами, я едва не шагнул с тротуара (панели) прямо под колеса небесно-зеленого автомобиля. Теперь, при последнем подсчете, я уверен, что в Соединенных Штатах, должно быть, полмиллиона автомобилей цвета окиси кобальта, но когда пешеходы шагают им под колеса, американские водители обычно сами отчасти окисляются и голубеют, высовываются в окна и крепко вас обкладывают, называя при этом «болваном», если вы хоть сколько-то округлой формы. Этот же — напротив: посмотрел сквозь меня и погнал дальше. Плотный парняга с вислым подбородком, чем-то напомнил моего мистера Бронза, кронпринца картошки с рыбой, но шляпен и темноочков до полной неузнаваемости.

Я мысленно отмахнулся от инцидента — пока не доехал поздно вечером до окраин Мемфиса, где меня обогнала точно такая же машина с точно таким же парнем за рулем.

Вечером в отеле мне подали кофе в номер — а также бутылку родниковой воды для скотча; я запер дверь и заказал звонок мистеру Крампфу. Американские телефонистки чудесны — им сообщаешь только фамилию и адрес того, с кем хочешь поговорить, а они за тебя делают все остальное. Крампф звучал пьяненько, но крайне дружелюбно; на заднем плане раздавалось много шума, что предполагало наличие гостей в доме, тоже пьяненьких. Я сообщил ему, что прибываю по расписанию, не упомянув о его собственном отходе от нашего первоначального плана.