Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

Юноша вдруг похолодел, сердце бешено застучало в груди. И он вспомнил о самом страшном событии прошлого вечера, о чем старался не думать с момента пробуждения.

Это было воспоминание о том, как Джослин сообщил ему на правах исполняющего обязанности главного констебля, что, заглянув в шелковую дыру, он увидел блеск огнестрельного оружия.

– Это револьвер, – сказал эсквайр, – или какой-нибудь другой автоматический пистолет.

В этот момент в памяти Генри всплыла коробка из кабинета. Он отправил отца спать, но, оставшись один, долго боялся зайти в кабинет и поднять ее крышку. Сейчас юноша четко понимал, что сделать это необходимо. Быстро, пока не проснулись слуги, молодой человек оделся и тихонько спустился с лестницы. В холле он нашел электрический фонарь и отправился в кабинет.

Коробка была пуста. Осталась только прикрепленная сбоку табличка, на которой большими буквами было написано: «ЗАРЯЖЕНО».

Генри убежал и уже через минуту в панике стучал в дверь отца.

III

Селия проснулась уже давно. И все гадала, когда же можно будет позвонить доктору Темплетту. А может, сейчас небезопасно выходить с ним на связь? Она знала, что телефон звонил на его прикроватной тумбочке задолго до восьми часов утра. Доктор спал далеко от комнаты своей жены, чтобы не беспокоить ее. Миссис Росс хотелось узнать, как он поступил с тем анонимным письмом. Она знала, что он положил письмо в бумажник, который лежал в нагрудном кармане. Селия запомнила, что после случившегося несчастья доктор не переоделся, а ушел домой в костюме французского посла. Ей было даже страшно представить, что письмо все еще находится в клубе, в его пиджаке. Доктор был очень забывчивым и беспечным в таких делах. Однажды Темплетт даже умудрился оставить одно из ее писем раскрытым на туалетном столике. Вспомнил об этом позже, когда вышел из дома.

Миссис Росс не имела ни малейшего представления о том, что будет делать полиция. Благодаря прочитанным детективным романам она знала, что они не имеют права проводить обыск без специального разрешения. Но имело ли это отношение к публичному месту? Безусловно, если труп убитого человека был именно там, значит, они все обыщут. Что они подумают, если найдут это письмо? Ей захотелось предупредить доктора Темплетта, чтобы он заранее заготовил ответ.

«Может, лучше будет сказать, что автор кто-то другой? – подумала Селия. – Его жена, к примеру. Кто угодно, только не эти две женщины». Ее мысли смешались, и ей становилось все страшнее.

Селия включила лампу на прикроватной тумбочке и посмотрела на часы. Было без пяти восемь.

Вероятно, она уже опоздала. В панике миссис Росс взяла телефон и набрала его номер.

IV

Боль в пальце не давала мисс Прентис заснуть всю ночь. Но вряд ли ей удалось бы выспаться, даже если бы не было пульсирующей боли. Элеонор вспоминала, что, когда она только приехала в Пен-Куко, они с покойной были хорошими подругами, откровенно сплетничавшими о других жителях долины и даже графства, как школьницы. Их восхитительные беседы, полные волнующих домыслов, догадок и сплетен, нельзя было забыть. Никто не сможет заменить ее. Нет второго такого человека, говорящего на ее языке, и не с кем теперь будет обсудить всех остальных. Их разговоры были сокровенными, пока Идрис не начала завидовать. Только этим мисс Прентис могла объяснить их отдаление: покойная все больше завидовала возрастающему влиянию подруги в делах прихода.

Нет. Лучше все-таки помнить их дружеские отношения. Нужно подумать о завещании покойной. По ее волеизъявлению многое достается пастору, немного двоюродному племяннику и семь тысяч для мисс Прентис. Идрис как-то сказала, что, пока Элеонор не появилась в ее жизни, у нее не было друзей. И добавила, что рада что-нибудь сделать для подруги. Мисс Прентис тогда очень обидел ее покровительственный тон.

Но ведь правда, будь у нее эти деньги, она стала бы независимой от Джослина.

Мистер Коупленд окажется очень обеспеченным человеком, так как Идрис Кампанула была невероятно богата.

Дина станет наследницей.

Больше не останется ничего, ни одной причины, мешающей свадьбе дочери пастора и Генри.

Если бы Элеонор прекратила свое противодействие прежде, чем будет оглашено завещание, это показалось бы слишком великодушным и щедрым поступком. Если бы только ей удалось подавить в себе воспоминания о той сцене, случившейся днем в пятницу! Расслабленная Дина в объятиях сына эсквайра, забывшего обо всем от счастья. Это просто взбесило Элеонор. Но когда эта юная особа станет женой Генри, ее отец окажется одинок. Богатый холостой мужчина пятидесяти лет. К тому же с чувством собственного достоинства, не позволяющим ему искать молодую жену. Именно тогда!

Тогда! Тогда!

Звон колокола, приглашающего прихожан на первую утреннюю службу, вернул Элеонор из мира сказочных мечтаний в реальность. Она встала, оделась и вышла в сумрачное осеннее утро.

V

Пастор с семи часов утра был уже на ногах. Сегодня воскресенье. Через час ему нужно быть в церкви. Он быстро оделся. Не было больше сил лежать и думать о событиях прошлой ночи.

В его памяти всплывали самые кошмарные картины, в которых присутствовала убитая Идрис. Пастору казалось, что на нем лежит несмываемое пятно вины и ему никогда не избавиться от этих жутких видений.

Задолго до того, как прозвонил колокол, он вышел из дома и пошел тем же путем, каким ходил все двадцать лет каждое воскресенье. Священник спустился вниз по подъездной дорожке и прошел через ореховую аллею во двор церкви.

Оказавшись один, он упал на колени и стал читать молитву.

VI

Где-то очень далеко стучали в дверь. Бум, бум, бум. Наверное, старая Идрис выбивает из пианино эту проклятую траурную мелодию. Блэндишу не следовало запирать Элеонор внутри инструмента. «Как исполняющий обязанности главного констебля, я категорически против этого. Выпустите ее. Если она начнет стучать громче, то все вокруг разлетится в щепки. И нам придется обращаться в Скотленд-Ярд». Бум, бум!

Эсквайр проснулся в нервном возбуждении.

– Папа, это я, Генри. Мне нужно поговорить с тобой.

VII

Когда Дина услышала, что ее отец спускается намного раньше обычного, она поняла, что он не спал, чувствует себя плохо и отправился в церковь молиться. Дочь надеялась, что пастор надел шерстяной кардиган под сутану. В церкви он простужается быстрее, чем где-либо. Вчера вечером она почувствовала, что для них обоих наступили непростые времена. По какой-то невероятной причине ее отец уже начал винить себя в произошедшей трагедии. Он считал, что был слаб, нерешителен, не проявил должного усердия.

Дина не могла понять размышлений этого человека… С замиранием сердца она спросила, подозревает ли он кого-нибудь в убийстве мисс Кампанулы. Это было, когда они уже вернулись домой. Воспоминания о поцелуе Генри придавали ей сил.