Опасная красота - Кирилл Казанцев

Попытка шантажа, она разве не доказывает, что Саня Оруженосец не виноват, его попросту подставили? «Ничего не доказывает, – возразил сам себе. – Шантажисты могли лишь воспользоваться тем, что брат действительно поквитался за сестру, как они воспользовались неизвестной ошибкой Солидола. Кстати, из этого выходит, что Солидол нам не может быть союзником. Они его держат на крючке. Он сам является для нас рупором шантажистов, а кто они – черт знает!

Но ректор ведь не последний человек в городе! У него наверняка и связи в милиции имеются. Шантажисты должны это понимать. Однако они все же полагают, что ректор сдастся.

Нет, надо, надо с ним поговорить! Он должен восстановить Маринку. Хотя бы в благодарность за то, что та не станет его топить. И я тоже тогда не стану. Тем более что находимся при вузе, в котором учат, как держаться на плаву, а не тонуть!»

Душа зудела! Очень хотелось пойти к ректору. Сдерживала боязнь сделать хуже. Невесту не восстановят, брата засудят. Но не пойти – это значит без вариантов встать на сторону шантажистов. Тогда Сидоров будет иметь полное право считать нас с Маринкой врагами. Даже не мелкими пакостниками, а именно врагами, ломающими ему карьеру.

Кажется, я себя убедил. Ждать до вечера, чтобы посоветоваться с невестой, вряд ли стоило. Вдруг завтра будет уже поздно? Нас встретят новостью, что ректор Сидоров увольняется с должности?..

Секретарша ректора – Пожилая Леди – посмотрела на меня не без удивления. Студенты здесь были редкими гостями, очевидно, в отличие от деканатов, где они вились, как мошкара. А меня она видела уже не в первый раз и, вероятно, запомнила. Зачастил.

– Здравствуйте. Мне нужно к Василию Александровичу, – постарался я придать уверенности голосу.

– По какому вопросу? По личному? По личным часы установлены. Вот! – Она указала на табличку на двери ректорского кабинета.

Я откашлялся, немного потоптался и заявил:

– Я – по личному вопросу Василия Александровича, а не по своему.

Такого она, вероятно, еще не слышала. Я и сам не сразу понял, что с языка сорвалось.

– А-а-а?.. – Леди, видно, захотела узнать, что за вопрос такой, но вовремя сообразила, до личного вопроса шефа ей вроде как дела быть не должно. Удивительно, что мне, студенту, есть! Это я прочел по ее глазам. Кроме того, мне показалось, что после недавней пропажи шефа (нашелся, слава богу!) она еще не отошла и пребывала в ожидании новых «чудачеств».

– Ну… я доложу, – произнесла неуверенно, поднимаясь из-за стола. Коснулась длинными музыкальными пальцами своих платиновых волос. Вид Леди имела величественный. Заслуженно прозвище получила. Даром что на пенсию пора.

Не знаю, что она там сказала, в кабинете, и что ответил ректор, только выйдя, она склонила голову набок, поджав губы, и сделала скупой жест рукой в сторону открытой двери. Мол, ректор тебя примет, а дальше сам доказывай, что не зря побеспокоил.

У меня уверенности такой не было. Увидев первое лицо вуза, сидящее во главе длинного стола, откровенно сдрейфил. Но отступать было поздно.

– Здравствуйте, Василий Александрович! Меня зовут Сергеев Тимофей, третий курс, мехфак.

Лицо ректора мне всегда казалось несколько простоватым для столь большого начальника. Оно осталось невозмутимым, после того как я назвал свою фамилию. Как будто ректор никогда ее не слышал. И не читал. Например, на заявлении в милицию, как принадлежащую человеку, обвинявшему его, ректора института, в несусветных грехах. Пришлось ему напомнить.

– Вы, наверное, читали мое заявление, – я опустил глаза.

– Какое заявление? – спокойно спросил ректор. Казалось, серьезный и занятой человек сегодня никуда не торопится и настроен благодушно.

Я испугался. Что, если он и вправду никаких заявлений в глаза не видел? Вдруг все сказанное Солидолом – его выдумка, идиотская шутка? Он же сумасшедший! Он из психушки сбежал! А я уши развесил.

– Заявление и фотографию, – все же уточнил я. – Будто бы я заснял вас…

– А ты не снимал?

«Значит, читал», – понял я.

– Нет! – стал горячиться. – Это все подстроено! У меня украли фотоаппарат! И Маринка не сама написала. Вы же ее заявление тоже видели? Маринку также заставили! И сниматься. Вы без сознания были…

– А кто заставил? – ректор оставался странно спокоен.

– Мы не знаем. Нам угрожали. Константин Бутенко. Он был вооружен. Но его самого вынудили. После гибели отца он сам не свой, это понятно. Он из психиатрической больницы сбежал… Мы не хотели этого. Мы ото всего откажемся! – продолжал волноваться я.

– Если вас однажды заставили, то могут и еще, не так ли? – спросил Сидоров.

– Все из-за Александра, брата Маринки. Вы ведь знаете его. На охоту к нему ездили… Он не убивал Юрия Владимировича!.. Маринке шантажисты сказали, что если не подыграет им, то брата засудят. Брата самого заставляют на вас клеветать, иначе Маринку не восстановят в институте. В смысле, не посодействуют. Они как будто могут… Ее же отчислили ни за что. Она брала открепление от производственной практики, работала в колхозе. А ее Юрий Владимирович решил отчислить после того случая в деревне…

– Стоп, – прервал ректор мои сумбурные оправдания. – Подожди-ка. Давай разберемся. Как я понял, вас вынудили сфабриковать на меня компромат? Инсценировали постельную сцену, засняли, вы написали заявления. Так?

– Да.

– Угу. Что-то подобное я и предполагал… Не мог поверить, будто действительно что-то натворил в беспамятстве. Спасибо, что прояснил. Кто вас заставил все проделать, вы не знаете, но кто-то же из них с вами общался?

– Я их не видел. Маринка видела. Со мной говорил только Константин Бутенко. Они его самого за что-то прижали. Я не знаю, за что именно.

– Так, так… А Марине обещали, что брата выпустят?

– Да. И что ее не отчислят. В смысле – восстановят в институте.

– Кто же ее отчислит?

– Так уже отчислили! Вы. То есть Юрий Владимирович написал представление, а вы подписали.

– Я ничего не подписывал.

– Как же?.. Может, вы забыли?

– Забывать нечего. Ни один студент не был отчислен с прошлой осени. Некоторые лишь взяли академический отпуск.

– Правда? Вот оно что… А ее из общежития выселили – бумагу принесли.

– Кто принес?

– Какая-то девчонка. Типа, ее попросили.

– Чья-то дурная шутка, вероятно.

– Ничего себе шуточки! – воскликнул я чересчур громко. – Извините. Ведь Маринка немедленно бросилась звонить брату тогда! Он приехал разбираться! Он ведь думал, что Лозовой мстит за тот случай в деревне!

Ректор покачал головой.

– У нас мужской разговор. Ведь так, Тимофей? Присядь-ка, чего же ты стоишь?