Комбат - Максим Гарин

И он представил себе, как в банке обсуждают возможные варианты.

«Да знаю я, – скажет кто-нибудь из девушек, – загулял с бабами, вот и не появляется».

Кто-нибудь из мужчин предположит, что он напился так, что даже не может подойти к телефону. Да, теперь он понял, дня три или четыре его точно всерьез не станут искать. Позволял же он себе раньше, никого не предупреждая, исчезать на пару дней. Вот только в конце недели хватятся, но впереди вновь замаячат выходные. Решат подождать до понедельника и тогда уж станут искать по-настоящему – поедут домой.

Мысли, что ни говори, навестили Андрея невеселые. А потому Рублев с какой-то странной обидой в голосе поинтересовался у Чеснокова:

– Послушай, чего это они нас двоих украли?

Им и одного хватило бы.

Чесноков нервно засмеялся.

– Пойми, один под пытками умереть может, второй про запас.

– Типун тебе на язык! Пока вроде бы с нами прилично обращаются.

– Это пока.

– Так зачем им двое?

Чесноков поскреб пятерней в затылке, затем отыскал в кармане пачку сигарет и предложил закурить Рублеву.

– Вот и я об этом думаю.

– Ну, и…

– Кажется, понял.

– Почему? – вырвалось у Андрея.

– Точно! Понял я, почему нас двое! Они знаешь как, падлы, действовать станут?

– Нет.

– С утра разведут нас по разным местам и тогда хочешь не хочешь, а станешь задумываться: вдруг как ты, Андрей, все им раньше меня расскажешь? Тогда тебе свобода, а мне – смерть. Подумаешь так часик-другой, а потом тебе кто-нибудь из охраны намекнет, вроде бы как по-дружески, вроде бы ему надоело у хозяина служить, уж очень зверский он человек.., мол, жалко мне тебя, дружок-то твой давно раскололся, ты мне шепни, я тебе бежать помогу.

Машина замерла на месте. Борис Рублев рассчитался с водителем и выбрался на тротуар. Он извлек из кармана потрепанную записную книжку и, послюнив палец, принялся перелистывать помятые странички.

Наконец он добрался до буквы "П". Тут было множество фамилий – зачеркнутых, подчеркнутых, обведенных жирной линией. Наконец он нашел ту, что искал – Андрей Подберезский.

«Так-так, Андрюша, значит, вот ты где живешь! А я сколько раз был в Москве, но так и не удосужился у тебя побывать».

Комбат подошел к таксофону и быстро набрал указательным пальцем, который еле помещался в отверстие диска, семизначный номер.

Трубку тут же сняли.

– Алло, слушаю!

– Слушаешь? Привет, Андрюша! – громко сказал в трубку Борис Рублев.

На другом конце провода воцарилось молчание. Комбат не спешил назвать свое имя.

– Алло! Алло! – вдруг вновь послышался взволнованный мужской голос.

– Андрюша, это я!

– Комбат, ты? Вы? – в трубке слышалось взволнованное дыхание.

– Конечно я, а то кто же!

– Черт подери, где ты, комбат? Откуда звонишь? Далеко от меня?

– Да здесь я, возле твоего дома. Если хочешь, выгляни в окно и увидишь меня в будке.

– Лучше я увижу тебя в своей квартире.

Давай, поднимайся, скорее! Кодовый замок я уже открываю. Бегу вниз. Надо же!

– Ладно, иду, – комбат с довольной улыбкой на лице неторопливо двинулся от таксофона к подъезду – он был нужен, его хотели видеть, а это не так уж и мало значит в этой жизни.

Действительно, замок был открыт, а сверху уже слышались шаги. Комбат поднял голову, заглянув в пролет. Прямо на площадке, этажом выше, стоял широкоплечий мужчина в тренировочном костюме и в разбитых белых кроссовках, шнурки которых болтались. Мужчина улыбался. И тут он сделал совершенно невероятное движение: присел, вскочил и сверху бросился на комбата. Тот хотел увернуться, но ему это не удалось.

Андрей Подберезский, весивший не меньше ста десяти килограммов, схватил комбата, сжал его так сильно, что у того захрустели кости.

– Да раздавишь, медведь! – зарычал в ухо Подберезскому Рублев.

– Комбат, комбат, батяня! – нежно поглаживая коротко стриженные волосы Рублева, бормотал Подберезский. – Дай я тебя поцелую, – и Подберезский, прижав к себе комбата, тут же исполнил свою угрозу, приложил пухлые губы к гладко выбритой щеке комбата. – Неужели это ты? – словно бы не веря собственным глазам, Андрей Подберезский ощупывал своего бывшего командира. – Точно, точно, ты, – он мял его предплечья, прижимал к себе его голову. – Вот это радость! Не ожидал… Я-то думал… Хотя тебя, комбат, никакая пуля не возьмет.

– А что ты думал, Андрюха?

– Думал, тебя уже в живых нет на этом свете. Знаешь, комбат, всегда, когда выпиваю, первую рюмку поднимаю за тебя.

– А последнюю?

– Последнюю уже не помню, а вот первую обязательно за тебя.

Руки Подберезского тряслись так, словно бы с ним случилось что-то невероятное, словно у него на глазах произошло какое-то чудо и он увидел никак не меньше, чем воскрешение мертвого.

– Точно, это ты, Борис Иванович! Ну ты дал! Хоть бы предупредил. Я бы приготовился, ребят позвал бы… А ты как снег на голову.

– Только так и умею.

– Видел кого-нибудь из наших?

– Да нет, Андрюша, еще не успел.

Только сейчас до Подберезского дошло, что он все еще разговаривает с комбатом, стоя до сих пор на лестничной площадке.

– Ну пойдем же ко мне, что мы стоим, как придурки, на лестничной площадке! Пошли, пошли, – и Подберезский хотел уже схватить комбата, взвалить к себе на плечи и потащить наверх.

Но тот заупрямился:

– А ты здоров, черт!

– Да, комбат, приходится быть здоровым, хотя я уже не тот, что был раньше.

Комбат похлопал по плечу своего бывшего сержанта, и они, обнявшись за плечи, тяжело двинулись наверх, сопя и ухмыляясь, как два больших медведя.

– А кто у тебя дома?

– У меня никого.

– Я помню, у тебя была жена.

– Комбат, была да сплыла, – как-то небрежно махнул рукой Подберезский, но его лицо вмиг сделалось серьезным. – Какая радость!

Вот не ожидал! Совсем не ожидал, думал, кто это может звонить? Правда, когда голос услышал, мне, комбат, почему-то захотелось вытянуться по стойке «смирно». Признаюсь, я сразу и не понял, это ты или нет, но что-то в голосе почудилось железное и строгое.

Комбат самодовольно крякнул.

– А знаешь, Андрюха, я уже не военный, я уже штатским стал.