Тропою волка - Ирина Сербжинская

Сульг молча подчинился.

— Ну как? — поинтересовался он, в то время как Тиларм ловко затягивал последний узелок на повязке.

— Нормально, — уклончиво ответил тот, не поднимая глаз. — Сегодня уже лучше, чем вчера.

— Нормально?

— Ты что, слышать плохо стал? Говорю же, все в порядке!

Он выпрямился и придирчиво оглядел свою работу.

— Хорошо. Даже сарамиты не перевязали бы тебя лучше. Ладно, если мы хотим добраться до монастыря к вечеру, пора будить остальных.

Сульг крепко ухватил его здоровой рукой за край суконной куртки:

— Погоди-ка... не торопись, успеешь их поднять. Ты говоришь — «нормально»? — Он глядел на Тиларма, сузив серые глаза. — Тогда почему ты сжигаешь тряпки, которыми перевязывал меня? Помнится, когда ранили Кейси, ты стирал повязки в ручье, сушил и приберегал для следующего случая, потому что сарамит-врачеватель наложил на ткань какие-то заклятия? Якобы они помогают быстрейшему заживлению ран? Ты сам об этом рассказывал как-то. А теперь что?

Тиларм замялся и отвел глаза.

— Говори, в чем дело, — тихо приказал Сульг. — Врать ты никогда не умел, так что даже не пытайся. Ну?

Тиларм вздохнул, собираясь с духом, чтобы сообщить плохие новости.

— Рана воспаляется... Мне кажется, что ты ранен отравленным оружием, — выдавил он. — Нумариит описывал действие яда именно так. Он говорил, что нужно уничтожать повязки, потому что неизвестно, как действует отрава. Есть такие яды, которые могут убить, даже если на руку попадет лишь капля. Поэтому приходится сжигать тряпки. — Он набрал воздуха в грудь и произнес, словно бросаясь в омут с ледяной водой. — На них — отравленная кровь.

Сульг помолчал немного, обдумывая услышанное.

— Клинок агрха... Понятно. Как быстро действует яд? — спросил он ровным голосом.

— Не знаю. — Тиларм покусал губы. — По-разному. Нужно как можно быстрее добраться до монастыря... Может быть, там...

Сульг разжал пальцы.

— Хорошо. Иди, буди остальных. Пора выезжать.

Сборы длились недолго. Серый рассвет только-только начинал брезжить, когда норлоки были уже готовы продолжить свой путь.

— Продержишься до Строжевой башни? — сочувственно спросил Тирк, помогая приятелю забраться в седло.

Сульг хотел было огрызнуться, но как только гнедой тронулся с места, боль в руке вспыхнула с такой силой, что стало ясно: путь до монастыря покажется ему очень долгим.

К полудню серое небо пролилось дождем. Он мигом пропитал одежду, пробираясь к телу. Но Сульг, пожалуй, впервые за свою жизнь был рад ненастью: холодная вода приятно остужала горячее тело, холодила лоб, принося временное успокоение. Вокруг колыхались и плыли мокрые холмы, словно земля медленно вращалась то в одну, то в другую сторону.

— Жарко... — пробормотал он, расстегивая застежку на вороте. — Жарко...

День показался ему длинным, как сама жизнь Дважды норлоки останавливались, и Тиларм менял повязки, залепляя рану пахучей коричневой мазью. Тирк, переглядываясь с ним, озабоченно кусал губы.

— Придется остановиться на пару часов, ему надо отдохнуть, — озабоченно произнес он. — И хорошо бы где-нибудь под крышей.

Илам кивнул, вытирая круглое мокрое лицо.

— Я так думаю, дождь этот на всю ночь зарядил. Невдалеке, в распадке, деревушка — три двора, — махнул он рукой. — Помнишь, заглядывали туда позапрошлой весной?

Густая сосновая хвоя была почти сухой: переплетавшиеся густые ветви укрывали от непогоды. Тирк глянул на Сульга, который, привалившись к стволу, с отвращением тянул из фляжки остывшее питье. Тиларм стоял рядом, неусыпно наблюдая, чтобы лекарство было выпито до капли.

— Гадость, — проговорил Сульг и протянул ему пустую фляжку.

— Много ты понимаешь. — Тиларм закупорил фляжку деревянной пробкой и на мгновение прикусил губу, что-то соображая. — У меня кончились бинты. А перевязывать тебя надо бы почаще... — Он задумался. — Кейси! Где твоя сумка?

Кейси, который вместе с Азахом собирался снова нырнуть под дождь, чтобы привести лошадей, насторожился:

— Зачем тебе моя сумка?

Но Тиларм уже отыскал ее среди прочих, сваленных возле ствола, расстегнул замки и, без лишних слов, вывалил содержимое прямо на порыжевшую скользкую хвою.

— Затем, что из твоих батистовых рубашек получатся отличные бинты. Куда тебе их так много?

Тирк переглянулся с Сульгом. Азах покосился на лицо Кейси, не выдержал и бессердечно захохотал.

— Вот эта подойдет, — бормотал Тиларм, не обращая никакого внимания на остальных. Он пощупал тонкую темно-зеленую материю, встряхнул ее, вынул нож и несколькими взмахами мгновенно превратил щегольскую рубашку в полосы ткани. Илам крякнул и сочувственно поглядел на Кейси.

— Хорошая рубаха, — проговорил Тиларм, озабоченно сдвинув пушистые брови.

— Рад, что тебе понравилась, — кисло ответил Кейси. — Можешь взять еще, если нужно. Не стесняйся.

— Уж он не постесняется! — горячо заверил его Илам. — Уж будь уверен!

Азах толкнул приятеля плечом, указал взглядом в сторону лошадей, и тот заторопился.

— Любую, кроме синей, — предупредил он. — Понял?

Тиларм с досадой отмахнулся, Азах с Кейси исчезли.

— Как ни крути, придется делать остановку в деревне, — проговорил Тирк, провожая их взглядом.

— Посмотрим, — сказал Сульг, закрывая глаза. — Не очень хочется туда заезжать. Небезопасно.

— Да, я знаю...

— В прошлый раз мы еле ноги оттуда унесли, — напомнил Тиларм, с треском разрывая очередную рубашку Кейси. Остальные его вещи он небрежно затолкал обратно в сумку.

— Кто знал, что там будут агрхи? — пробурчал Илам.

Сульг помолчал, собираясь с силами, потом поднялся на ноги. Он сильно сомневался, сможет ли забраться в седло без посторонней помощи. Ему пришлось ухватиться за руку Илама, чтобы переждать, пока черные круги не перестанут плавать перед глазами.

Тирк вздохнул. Через поляну, негромко переговариваясь, возвращались Азах и Кейси, они вели лошадей. Тиларм, завидя их, легко вскочил с земли, отряхиваясь от налипшей на одежду хвои и ниток. Полосы ткани он свернул в тугие рулоны и рассовал по карманам своей сумки.

— Дождик перестал, — сообщил Азах, подводя Сульгу коня. — Надо трогаться.

Кейси подобрал с земли клочок ткани и повертел в руках.

— Я же просил тебя не трогать синюю! — Он глянул на Тиларма, но тот его не слышал. — Вот ведь придурок... Моя любимая рубашка! Проклятье, она была такая дорогая...