Половинный код. Тот, кто спасет - Салли Грин

Габриэль отпускает меня и помогает сесть.

– Если это называется постепенным, не столь экстремальным методом… – Мне хочется пошутить, но я не могу, потому что и впрямь чувствую себя по-другому. Новизна ощущений поражает. Каждое движение моего тела, сырость воздуха в подвале, пол, кусочки грязи, прилипшие к кончикам моих пальцев – все воспринимается абсолютно иначе. И цвета, даже в полумраке подвала, становятся вдруг очень яркими – я различаю множество оттенков серого в комнате и коричневого и черного в волосах Габриэля. Я смотрю ему в глаза и вижу, что они такие же, как были – обычные глаза фейна, – но, приглядевшись, я замечаю в них что-то еще.

– Я кое-что вижу в твоих глазах. Я раньше не замечал. Это трудно заметить. Золотые искорки в самой глубине зрачков, очень далеко. Как у всех ведьм.

Габриэль улыбается.

– Пошли отсюда.

Он помогает мне встать на ноги, и, едва я выхожу из подвала, мое тело залечивает себя, причем с такой интенсивностью, которой я никогда не знал раньше. Воздух за дверью оказывается невероятно вкусным и таким приятным на ощупь, что я чуть не пьянею от дыхания. Снаружи я сажусь на траву, и зверь внутри меня просыпается и наполняет меня адреналином, но за этим ничего не следует, никакой угрозы, просто он радуется тому, что жив и опять на свободе.

Приближаются Ван и Несбит. Ван ставит на землю между мной и Габриэлем поднос. На нем лежит длинный широкий ремень из мягкой кожи; чаша со снадобьем; две маленькие каменные чашечки; и еще одна вещь – деревянный колышек, сантиметров тридцать длиной, заостренный по концам, толщиной примерно с карандаш в середке.

Я не знаю, для чего он. Ван ничего о нем не говорила. Я думал, мы просто порежем себе ладони и сложим их вместе, но никакого ножа поблизости нет, и меня посещает зловещее предчувствие, что этот колышек будет вместо него.

Ван берет чашу со снадобьем и нацеживает его в каменные чашки. Протягивает их нам:

– Пейте.

Глядя друг на друга, мы вместе поднимаем чашки и вместе пьем. Вкус противный, на зубах скрипит, как будто пьешь жидкую грязь.

Я хочу поставить чашку на место, но поднос вдруг уплыл куда-то вдаль и кажется до странности маленьким. Чашку берет у меня Несбит.

У Ван в руке деревянный колышек. Она держит его между нами.

– Натан, поднеси к пике ладонь правой руки. Габриэль, а ты – левой. Оба смотрите на нее. – Я делаю, как она велит, и это помогает: по крайней мере, пика – единственный предмет, который не расплывается и не норовит ускользнуть из моего поля зрения. Потом Ван говорит:

– Соедините ладони.

Я улыбаюсь, мысль вдруг кажется мне необычайно симпатичной, и я с силой толкаю правую ладонь вперед и вижу, как пика проходит сквозь нее. Я жду боли, но чувствую только тепло, от вида крови, каплющей с кончика пики, у меня поднимается настроение. В центре ладони становится горячо, и тут ладонь Габриэля прижимается к моей, наши пальцы переплетаются, кровь стекает с запястий.

Ван соединяет наши руки широким кожаным ремнем. Она говорит:

– Заживляться не нужно. Я буду вынимать и вставлять пику на закате и на рассвете, пока Габриэль не вернется к нам.

У меня такое чувство, словно моя душа освобождается от тела. Глядя на Габриэля, я опускаю руку так, чтобы наши пронзенные пикой ладони лежали между нами на земле. Подноса уже нет.

Мне хочется потрогать пику, и я протягиваю к ней левую руку. Кончики моих пальцев касаются острия пики со стороны Габриэля. Я обхватываю ее пальцами, и тут же мое тело как будто начинает тонуть; мне становится страшно. Грязь поднимается с земли, закипает вокруг меня, и вот уже никакой земли нет, осталась только грязь да ощущение ладони Габриэля в моей правой руке и пики – в левой.

Я просыпаюсь с тяжелой головой, точно обкуренный, все тело болит. Моргая, разлепляю глаза. Уже день, ясный и солнечный, небо надо мной ярко-синее. Я озираюсь и узнаю террасу на крыше женевского дома. Габриэль со мной, он держит меня за руку, как тогда, когда мы должны были шагнуть в проход, ведущий к коттеджу Меркури. Он сидит на корточках и смотрит в сторону, волосы свешиваются ему на лицо, глаза закрывают темные очки. Его левая ладонь сжимает мою правую.

Я почему-то знаю, что должен найти проход, что это – выход. Путь к истинному «я» Габриэля. Скорчившись, я сижу в самом углу террасы, спиной к черепичной крыше. Проход где-то над водосточной трубой. Я видел, как его находит Габриэль, был с ним, когда он нашаривал его рукой. Теперь я должен найти его сам и не отпускать руку Габриэля до тех пор, пока проход не приведет нас куда-то.

Я уверен, что смогу. Я знаю, где проход. Поднимаю левую руку и опускаю ее в пустоту над водостоком.

Ничего не происходит.

Может быть, я промахнулся. Чуть выше, наверное. Опять ничего. Значит, немного левее. Нет! Тогда правее. Снова нет. Тогда ниже. Может, я слишком поспешно шарю, мне не хватает терпения.

Я говорю Габриэлю:

– Где проход?

Он не отвечает, и я в раздражении поворачиваюсь к нему. Он же знает, где проход, почему он мне не поможет?

Но, повернувшись, я понимаю, куда он смотрит. Кто-то стоит на самом коньке крыши. Какая-то женщина. Высокая, стройная, вся в черном. Охотница. Пока я смотрю на нее, появляются все новые и новые Охотники и тоже смотрят на нас. Левой рукой я продолжаю судорожно нащупывать проход. А сам все спрашиваю у Габриэля:

– Где же он? Где?

Я чувствую, как его рука стискивает мою руку, но он молчит, а я все кричу ему про проход. И все ищу и ищу его, словно в лихорадке, а Охотники приближаются к нам.

Их уже около двадцати; новые лезут через окно на террасу. А я все шарю и кричу Габриэлю:

– Ну где же он? Где?

А он все не отвечает. Охотники уже окружили нас со всех сторон. Стоят прямо над нами. У каждого в руке дубинка, вроде той, которой меня бил Клей, когда увидел в первый раз. Он меня тогда чуть не убил. Одна Охотница замахивается своей дубинкой и опускает ее на плечо Габриэля, удар передается мне через наши сомкнутые руки. Другая Охотница поднимает дубинку и резко, наотмашь бьет Габриэля по лицу. Брызжет кровь, летят выбитые зубы, и снова я чувствую удар. Новая Охотница выходит вперед, я пытаюсь заслонить собой Габриэля, но не могу, обнаружив вдруг, что прилип, и тогда они обступают его плотным кольцом, и то одна Охотница, то другая делают шаг вперед, чтобы нанести Габриэлю очередной удар. Меня никто не бьет. Мне не больно. И я знаю, что должен найти проход; если я это сделаю, мы еще сможем спастись. Но моя левая рука отказывается даже двигаться – я парализован.

И тут из окна на террасу вылезает Сол. Он улыбается мне. И говорит:

– Ты всегда мне нравился, Натан. Спасибо, что привел ко мне этого Черного Колдуна.

Он делает шаг в сторону, и я вижу, что он не один, а с мистером Уоллендом. У него в руках сверкают огромные садовые ножницы. Он говорит: