Чужое счастье - Эйлин Гудж

К тому моменту как сестры заняли свои места, конференц-зал, уставленный рядами складывающихся стульев, стоявших перед классной доской и трибуной, был наполовину заполнен людьми. Семьи сидели группами, обозначенными пустыми стульями по краям. Все они выглядели ненамного счастливее, чем Анна и Лиз. Внимание Анны привлекла семья, которую она мысленно назвала Деревенскими Мышами, — глава семьи с длинной белой бородой и в рабочей спецовке, его жена, похожая на Минни Перл, и четверо крепких сыновей. За ними сидели расфуфыренные мистер и миссис Готроки, жена испуганно оглядывалась по сторонам, словно ища глазами таких же, как она, выживших после кораблекрушения и выброшенных на берег пассажиров, а их дочь-подросток всем своим видом давала понять, что этому собранию она предпочла бы кораблекрушение. Рядом с Анной и Лиз парочка из Индии что-то тихонько бормотала друг другу, сари женщины радовало глаз приятным всплеском цвета в море бежевых складных стульев. Семья сзади них словно сошла со страниц пьесы Уильямса Теннесси[9]: дородный пожилой мужчина с флоридским загаром громко говорил, растягивая слова на южный манер; его жена, а вернее его тень, сидела, обмахиваясь буклетом, и классифицировала собравшихся, и ее роскошные кудри трепетали вокруг шеи.

Анна взглянула на сестру. Лиз была одета как раз для неустойчивой погоды в Малибу — сейчас туман, через минуту солнце — в кремовые брюки из хлопчатобумажного твида и бирюзовую рубашку с открытым воротом, хлопковый свитер она накинула на плечи. Сестры обменялись взглядами, и Анна вспомнила об одной дурацкой игре, в которую они играли в детстве: что бы ты предпочла — быть уродиной с мозгами или красавицей, но абсолютно тупой; идти обнаженной посреди дня или одетой, но ночью и по темной аллее, выйти замуж за уродливого богача или красавчика нищего? Если бы они сейчас сыграли в эту игру, выбирая сидеть ли здесь или удалить больной зуб, Анне не нужно было бы спрашивать, что выбрала бы ее сестра.

Лиз питала отвращение к воспоминаниям. Даже скорее аллергию. Как только на горизонте появлялось что-либо из их детства, ее лицо покрывалось пятнами и у нее начинался страшный зуд. Сидя, она все время скрещивала ноги и снова ставила их прямо, играя при этом со своими волосами, что действовало Анне на нервы, словно она сидела рядом с неугомонным шестилетним мальчуганом.

По крайней мере, сейчас им не придется общаться с Моникой. После утренней лекции были запланированы сеансы групповой терапии. Поэтому с пациентами они встретятся не раньше чем после обеда.

Вдруг все головы повернулись в сторону привлекательной женщины лет тридцати пяти, стремительно влетевшей в дверь. У нее было доброжелательное лицо и блестящие темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, когда она быстрым шагом направлялась к трибуне.

— Всем привет. Я — доктор Мидоуз, — сказала она, наклонившись к микрофону. — Я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы сюда пришли. Я знаю, что многим из вас пришлось для этого проехать немалое расстояние и приложить немало усилий, чтобы найти время для этой поездки. Вы также продемонстрировали потрясающее мужество. Несмотря на все различия между вами, у всех вас есть общие проблемы — алкогольная зависимость одного из членов вашей семьи подрывала ваше терпение, а временами даже вашу любовь к ним. Ваша готовность к новым возможностям и дорогам — это ключ к путешествию, которое вы здесь предпримете.

Доктор Мидоуз окинула присутствующих взглядом, сердечно при этом улыбаясь.

Когда она продолжила, подчеркивая необходимость рвать старые привычки и формировать новые, Лиз начала проявлять нетерпение. Доктор Мидоуз говорила о том, что алкоголизм — это болезнь, а не моральная слабость.

— Алкоголики, просыпаясь по утрам, не думают о том, как бы обидеть кого-нибудь из членов своей семьи или разрушить свою жизнь, — произнесла она, хотя тут же заметила, что это не освобождает человека от ответственности за свои действия. И семья, и друзья больного вправе были положить этому конец.

— До тех пор, пока вы миритесь с их отвратительным поведением и убираете за ними всю грязь, зачем им признавать то, что у них есть проблемы, и пытаться их решить?

Доктор Мидоуз попросила привести примеры ситуаций, когда членам семей алкоголиков невольно приходилось делать что-то за пациентов.

В одном из задних рядов раздался мужской голос, насквозь пропитанный отвращением:

— Мне приходилось каждый вечер тащить ее задницу до кровати.

Доктор Мидоуз понимающе улыбнулась.

Худая темноволосая женщина подняла руку:

— Мне приходилось извиняться перед его боссом.

— Покупать ей новую машину, после того как она разбила старую, — запищала миссис Готроки, бросая обличительный взгляд на мужа, беспокойно ерзавшего на своем месте.

Доктор кивнула.

— О’кей, давайте поговорим о границах.

— А что это такое? — пошутил кто-то, вызвав взрыв смеха среди присутствующих.

Доктор Мидоуз нарисовала на доске пару человеческих фигурок всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Так выглядят границы здорового человека.

Ниже она нарисовала вторую пару, расположив фигурки ближе друг к другу, при этом одна из фигурок была больше второй. Доктор указала на меньшую из них.

— Это вы, зависимое лицо. Вы не чувствуете себя наравне с партнером. Вы позволяете ему себя запугивать. В то же время вы считаете, что это ваша работа — решать все проблемы, возникающие вокруг вас. Вы можете даже не обращать внимания на то, что вы нездоровы, или даже заболеть от того, что ухаживаете за всеми вокруг, кроме себя, и пытаетесь их ублажить. Многие из вас даже получают травмы, поскольку ваши головы полны забот о других людях настолько, что вы в прямом смысле не видите, куда идете.

Анна неожиданно содрогнулась. Ей показалось, что эта женщина обращается именно к ней. Тот случай, когда она обожгла руку, срывая кастрюлю с плиты: разве не о матери она тогда беспокоилась? А грипп, которым она заболела прошлой зимой и который вскоре перешел в воспаление легких, поскольку она была слишком занята тем, что разрывалась между Моникой и матерью и не могла оставаться в постели. «Неудивительно, что я так несчастна».

Краешком глаза Анна заметила, как окружающие закивали головами в молчаливом согласии. Очевидно, она не одна такая. А к чему привели все эти бешеные усилия? В ее случае — ни к чему. Лучше от этого не стало ни ей, ни Монике. Единственным человеком, оказавшимся в выигрыше, была Бетти, но какой ценой?

Казалось, эти слова коснулись даже Лиз. Она перестала ерзать, ее взгляд был прикован к лектору. В конце, когда все поднимались со своих мест, она пробормотала: