Поцелуй на рассвете - Сандра Браун

Райли не переставая поглаживал ее ногу, и от этой ласки Брин впала в некое подобие транса. Ей вспомнилось, как он не раз выполнял тот же самый ритуал языком и тогда ее тело размягчалось, как тающее масло, а кровь вскипала в венах, превращаясь в жидкий огонь желания. Сознание того, что Райли по-прежнему имеет над ней магическую власть, вызвало в ее душе протест, и Брин выпалила первое возражение, которое пришло в голову:

— Есть и другие способы заниматься любовью.

Рука Райли замерла. Брин почувствовала, как его напряжение передалось пальцам и они крепче сомкнулись вокруг ее ступни. Темные брови Райли сурово сошлись на переносице.

— И как прикажешь тебя понимать?

Брин уже от всей души жалела, что открыла рот. Прежде чем делать это опрометчивое заявление, нужно было просчитать реакцию Райли. Но отступать некуда, сказанного не воротишь.

— А так. Я никогда не говорила, что до тебя ни с кем не занималась любовью.

— Ты хочешь сказать, что гуляла напропалую, но никогда не доходила до конца?

Брин с напускной беспечностью пожала плечами:

— С кем?

— Ах, Райли, оставь, какое это имеет значение?

— Я тебе объясню какое, — прорычал он. — Для меня, черт побери, это имеет огромное значение!

— Но почему? Тем более сейчас? Ведь, когда мы были женаты, тебя это не волновало.

— Когда мы были женаты, ты не тыкала мне в нос своими предыдущими любовниками.

— Я и сейчас не…

— Говори, с кем ты занималась любовью! Со своими приятелями из колледжа?

«Нет, он просто невыносим!» — подумала Брин. Своим непрошибаемым упрямством Райли добился только того, что раздул тлеющие угольки ее гнева в огромный костер.

— Ну конечно, ты же знаешь, что я училась в Беркли.

— Ну да, конечно. Это все объясняет. — Глаза Райли сузились в две голубые щелочки. — В старших классах?

Брин небрежно тряхнула головой:

— Так, чуть-чуть.

— В средней школе? — В ответ Брин только бросила на него сердитый взгляд и с вызовом вздернула подбородок. — Бог мой! — прошептал Райли. Его глаза жадно оглядывали все ее тело, словно он увидел ее впервые. — И ты проходила с ними весь тот путь, что и со мной, до того, как мы поженились? Ты дразнила их до тех пор, пока они едва не сходили с ума? Скажи-ка, как далеко ты позволяла зайти этим жалким ублюдкам?

— Райли, это просто нелепо.

— Что ты им позволяла? — закричал он. — Ты разрешала им смотреть на твои груди? Прикасаться к ним?

— Я не собираюсь…

— Целовать их? А бедра?

— Райли…

— Эти ублюдки целовали твои бедра? А то, что между ними?

— Прекрати сейчас же! Я больше не желаю это выслушивать!

Брин попыталась освободить ногу, но, похоже, здоровая левая рука Райли обрела силу обеих рук. Он сжал ее щиколотку железной хваткой.

— Нет уж, ты будешь меня слушать! Ты выслушаешь все, что я скажу. Раз уж ты сама завела этот разговор, я хочу исчерпать тему до конца.

— Темы просто не существует. Других мужчин не было.

— Ты ласкала их в ответ? Ты любила их руками, ртом? Как они занимались с тобой любовью?

— Никак! Никаких других мужчин не было!

Ее слова наконец пробились сквозь пелену порожденного ревностью гнева, затуманившего его сознание.

Райли тяжело дышал, его грудь часто вздымалась. Брин видела, как он пытается взять себя в руки, но тиски, в которых оказалась ее щиколотка, по-прежнему не разжимались.

— Кто был твоим первым любовником? Кто, говори?

— Первым был ты. — Эти три слова Брин процедила сквозь зубы. Все ее тело дрожало от унижения и бессильной ярости.

Несколько бесконечных мгновений они молча напряженно смотрели в глаза друг другу. Потом Брин откинулась на подушки и устало прикрыла глаза рукой.

— Ну что, доволен? Ты это хотел услышать?

— Ты никогда…

— Нет, Райли, никогда. — Она опустила руку, и оба удивились: оказалось, что в глазах у нее стоят слезы. — Ты что, сам не знал? Неужели это было не понятно? Или у тебя такое болезненное самолюбие, что мне нужно расписывать все по буквам?

Райли положил раненую руку ей на живот и легонько погладил едва заметным движением пальцев.

— Зачем ты сказала, что были и другие мужчины?

Брин вяло пожала плечами:

— Наверное, чтобы тебя позлить.

— Но зачем тебе нужно было меня злить?

— Не знаю. Может, из-за других женщин. — Слезы на глазах Брин высохли. Синие глаза стали глубокими и беспокойными, как воды Тихого океана во время шторма. — Из-за всех этих женщин, которые были у тебя до нашей свадьбы и после тоже. Я знаю, ты встречался с женщинами. Я же читаю газеты.

Рука Райли застыла неподвижно. Здоровой рукой он взял со стола стакан и сделал большой глоток.

— Ты тоже встречалась с мужчинами. Уинн крутится возле тебя уже несколько недель.

— Откуда ты знаешь?

— У меня свои источники.

— Про Эйбела я уже все тебе объяснила. В нашей дружбе нет ничего романтического.

— То же самое я могу сказать про женщин, которые появлялись со мной в обществе.

Брин посмотрела на него с откровенным сомнением. Райли нахмурился с оскорбленным выражением человека, убежденного в своей правоте.

— Ты же знаешь, я появлялся на этих светских приемах не сам по себе, а от имени телестудии, и, конечно, мне полагалось быть в сопровождении дамы. Эти встречи — чисто официальные, они ровным счетом ничего не значат. Между мной и моими партнершами ничего не было.

— Скажи кому-нибудь другому, я-то тебя знаю. — Брин снова села. — Я прекрасно помню случай, когда мы поехали… — Она не договорила и отмахнулась:

— Ладно, не важно.

Райли криво усмехнулся:

— Нет, уж ты договаривай, договаривай. Какой случай ты вспомнила?

— Не важно, я уже забыла.

— Может, ты имела в виду ночь, когда я выступал на приеме в округе Мэрии? Когда за нами прислали лимузин?

Густой румянец, появившийся на щеках Брин, был равносилен письменному признанию…

— За что это мы удостоились такой чести?

Блестящий черный лимузин, который приехал за ними в назначенное время, был роскошен. И он был такой длины, что, казалось, заднее сиденье, где они сидели, отделяло от шофера расстояние в полквартала.

— Ты удостоилась этой чести, потому что ты моя жена. А я удостоился этой чести, потому что я телевизионная знаменитость.