Немецкий снайпер на Восточном фронте. 1942-1945 - Йозеф Оллерберг

Бой становился все ожесточеннее. Казаки неожиданно возникли в пятидесяти метрах перед моей позицией. Я развернул свою винтовку и выстрелил в грудь лошади. Но в тот миг, когда я нажал на спусковой крючок, лошадь прыгнула через труп, и пуля угодила ей в брюшную стенку и разорвала ей половину живота. Внутренности животного вывалились наружу. Лошадь наступила на них, и они еще сильнее вывалились из нее. В широко открытых дрожащих глазах животного, которые были размером с куриные яйца, застыл немой страх смерти. Наездник на спине лошади превратился в камень. Мне казалось, что животное долгие минуты пристально смотрело на меня, пока не отвернуло взгляд, наполнившийся невыразимой глубиною и тоской, от чего еще сильнее чувствовалась абсурдность гибели лошади. В действительности всего длилось всего несколько секунд, пока я не очнулся из оцепенения и не положил конец ее страданиям точным выстрелом в голову. Очередь, выпущенная из пистолета-пулемета кем-то из моих товарищей, изрешетила грудь казака, который еще не успел слезть с седла умирающей лошади.

Следующей волне атакующих всадников удалось ворваться в деревню, и завязался ожесточенный ближний бой. Я снова спрятал свою снайперскую винтовку и, вооружившись своим МР40, сражался бок о бок вместе с еще семью бойцами, укрывавшимися на руинах фермы. Наше положение с каждой минутой казалось все более безнадежным. Неожиданно раздался рев многозарядных пусковых установок, и у немецких пехотинцев осталось лишь несколько секунд на то, чтобы рухнуть на землю и укрыться от их огня в относительной безопасности руин. Огонь русских пусковых установок обрушился точно между казаками и стрелками, но, по иронии судьбы, именно казаки сильнее пострадали от него. Куски тел лошадей и наездников перемешивались с комьями земли и градом падающих осколков. Взрывы и стоны умирающих раздавались везде вокруг. К этому грому апокалипсиса вскоре присоединились залпы немецкой артиллерии.

Обе стороны пытались поддержать своих бойцов, не располагая точными сведениями о боевой ситуации и позициях своих солдат. Огонь пусковых установок и артиллерии продолжался всего несколько минут, но он уничтожил целый казачий батальон и несколько стрелков. После этого бой вдруг затих, и наступила сверхъестественная мрачная тишина. Но за ней стремительно последовала новая волна русской атаки.

Временный характер позиций полка и недостаток вооружения и боеприпасов привели к большим потерям. За несколько часов этого оборонительного боя только один 144-й горнострелковый полк лишился почти 300 бойцов, 168 из которых были ранены, а остальные убиты. Какая-либо связь с дивизией была потеряна. Патрули полка не смогли прорваться к ней, поскольку линии русских позиций уже твердо установились к этому моменту. Теперь само существование 144-го полка оказалось под вопросом. В этой невероятно сложной ситуации командир полка полковник Лорх принял единственное решение, которое давало нам шансы на спасение. Только немедленный прорыв мог позволить полку соединиться с дивизией.

То, что описывается как незначительные локальные боевые действия в армейских сводках и дивизионной истории, непреложно означает огромные страдания для раненых, которых приходится оставлять позади. Транспортные возможности медицинской службы всегда оказываются скованными при подобных обстоятельствах. Сообщение между передовой и главным пунктом медицинской помощи нарушается из-за потери в боях медицинских машин, нехватки бензина и медперсонала гораздо чаще, чем оказывается перекрытой дорога из глубокого тыла к фронту. Особенно в тех случаях, когда боевая ситуация настолько неопределенна, как во время отступления.

План полковника Лорха был доведен до командиров рот через связных. Раненые были отсортированы несколькими остававшимися в полку докторами и самитарами. Те из раненых, которых приходилось оставлять на позициях, просили, чтобы им дали оружие. Все приготовления производились стремительно и не оставляли места сентиментальности. Неумолимый характер войны заставлял каждого следовать ее безжалостным законам, в которых было абсолютно естественным нести смерть другим и самому встречать ее.

Решающую атаку немцы начали на рассвете. Осознавая серьезность ситуации, стрелки мобилизовали последние резервы своих сил и ринулись в бой, стараясь вырваться из смертоносного окружения.

В последующих официальных сводках говорилось о героической и тщательно спланированной операции. Но в реальности это было беспорядочной попыткой прорыва, которая удалась только благодаря благосклонности удачи. Многие немецкие солдаты потеряли самообладание. Бой для них превратился в бегство из окружения, что потом переросло в панику.

Перед самым началом этой решающей атаки я вместе с несколькими товарищами стоял возле одной из последних оставшихся у нас полевых кухонь. Я наполнял свою флягу горячим чаем, когда сквозь утренний туман до нас донеслись отдаленный рев моторов и грохот гусеничных траков. Это словно пришпорило бойцов. Наши чувства напряглись, и мы начали всматриваться туда, откуда нарастал шум. Ничего не было видно, но неожиданно раздался крик:

— Иваны прорываются! Танки!

Мы побежали. Повар запрыгнул на свою повозку полевой кухни и, безжалостно подстегивая лошадей, начал удаляться, при этом чай выплескивался из оставшихся открытыми баков на его повозке. Более опытные стрелки попытались предотвратить бегство, приведя в чувство нескольких пехотинцев ударами и пощечинами. Но почти половина из них исчезла в том же направлении, что и полевая кухня. Оставшиеся, дрожа, ожидали русских танков. Через несколько минут из тумана показались контуры боевой техники. И тут оказалось, что это вовсе не танки противника, а немецкие самоходные штурмовые орудия, присланные, чтобы поддержать нас! Потребовалось полчаса, чтобы снова собрать вместе запаниковавших солдат. Удары кулаком в ухо и ногой под задницу здесь оказались гораздо более эффективными, чем какие-либо дисциплинарные меры. При этом было место и циничному юмору. Среди решительных бойцов, оставшихся на своих позициях, я узнал старшего сержанта в униформе со множеством наград. Это был тот самый Викинг с густыми рыжими усами, который ободрил меня после первого снайперского выстрела и предложил мне флягу со спиртным. Викинг прошел через всю операцию со стоическим спокойствием и неуклонно удерживал в том же состоянии своих бойцов. Пока остальные снова собирались на позициях, он со своим особым акцентом заметил, покашливая:

— Пацаны, а вы знаете, что вам больше не будут давать довольствия?

Вокруг Викинга все замолкли и непонимающе уставились на него. Он пояснил:

— В будущем вам будут давать только под хвост! — и разразился смехом.

Викинг был тем парнем, о котором я потом вспоминал снова и снова.

Около полудня полевой запасной батальон полка столкнулся на северо-западе Бакалова с противодействием особого рода. Из леса кто-то открыл по нам невероятно точный винтовочный огонь. За несколько минут одиннадцать пехотинцев из головной роты оказались поражены пулями в голову или в грудь. Раздался крик: — Снайперы!

И каждый из уцелевших немецких бойцов как только мог вжался в свое укрытие. Двое командиров рот, высунувшие свои головы из укрытий, чтобы рассмотреть в бинокли окружающую местность, заплатили за это своими жизнями. Русские разрывные пули разворотили их черепа. Судя по огромному количеству точных выстрелов русских, можно было сделать практически однозначный вывод: батальон, по всей вероятности, столкнулся с целой ротой снайперов. Немецкие стрелки только слышали о подобных вещах, им до этих пор приходилось сталкиваться лишь со снайперами-одиночками. Без артиллерии и тяжелых минометов мы оказались беспомощными. Огонь врага обрушивался на нас из непроглядной зелени хвойных деревьев. Пулеметные очереди в направлении предполагаемых позиций врага не произвели видимого эффекта, но в ответ на них последовали точные выстрелы, ставшие роковыми для тех пулеметчиков, которые позволили себе хоть немного высунуться из укрытия. Осторожно, насколько это было возможным, стрелки отступили на защищенные позиции в разрушенных зданиях колхоза, стены которых служили надежным укрытием. Сразу после этого в штаб полка был отправлен связной. Батальон надеялся, что тяжелые орудия смогут обстрелять лес. Но боевая ситуация и недостаток артиллерии сделали это стандартное разрешение ситуации невозможным.