Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

– А-а-а… – начал было я, пытаясь вклиниться в пространные рассуждения благочестивого падре.

– Не стоит тревожиться, сир. Я уже подумал об этом! – поспешил успокоить нас брат Адриэн. – Как мне известно, вы планируете выбираться через ворота Сен-Дени и далее направляетесь в Понтуаз, мсье де Батц?

– Откуда вы знаете? – недовольно бросил ревнивый пистольер, явно огорченный тем, что его замысел столь легко разгадан, да к тому же таким глубоко не военным лицом, как бенедектинский монах.

– Нетрудно было догадаться, – смиренно проговорил брат Адриэн, перебирая четки. – Вы каждый день ездили через ворота Сен-Дени в скорбный приют Святого Лазаря. А ваши гасконцы, с недавних пор обитающие в старом доме на Пла д'Этэн, всякий день разговаривают о друзьях, которые ждут их в Понтуазе, забывая, что среди нищих тоже есть добрые христиане, ходящие к исповеди.

– О, черт! – Де Батц вскочил как ужаленный.

– Умоляю вас, шевалье, не поминайте имени врага рода человеческого. – В глазах бенедиктинца читался поддельный, но хорошо подделанный отеческий укор. – Ибо бродит он, аки лев рыкающий, ищущий, кого бы пожрать! Не зря же говорится: помянешь лукавого – а он тут как тут! Кстати, к вопросу о пожрать! – помедлив секунду, продолжил святоша. – Господин возчик, вам давно уже пора отправляться на рынок за продуктами для приюта. Не желаете же вы выезжать через городскую заставу с пустыми корзинами!

По сути, брат Адриэн был прав, но воспринимать советы, пусть даже самые здравые, от монаха – это было выше сил неистового гасконца.

– Да какого… – начал было де Батц.

– Не поминайте всуе! – суровея на глазах, проговорил монах. – Не беспокойтесь, господа, я выведу вас через городские ворота, ибо считаю нужным это сделать. Без меня ваш маскарад обречен на провал. После сегодняшнего нападения на королевский дворец стража у всех ворот усилена. Прево небезосновательно считает, что сегодня-завтра вы постараетесь улизнуть из города. Прошу вас, сир! – Он обратился ко мне. – Велите своему соратнику следовать моим словам. Вы ведь сами понимаете, что они верны.

Я молча кивнул. Разобиженный де Батц поднялся, ворча себе под нос что-то нелицеприятное по поводу Парижа, Богоматери, священников в целом и лично брата Адриэна. Напялив свою нелепую извозчичью куртку, он собрался было уже идти, но, вспомнив, что шпага по-прежнему украшает его бедро, стал, все так же тихо ругаясь, отстегивать перевязь.

– Нынче сразу после вечерни, господа, я жду вас у церкви Святого Бенедикта. Спрячьте девушку и потрудитесь прийти без оружия. Во всяком случае, сделайте так, чтобы его не было видно. Остальное – моя забота. А сейчас отдыхайте, мессир, и вы, сударыня. Да вот еще что, мадемуазель, не горюйте о том, что судьба привела вас в эту юдоль печали, ибо чистота души возликует и в поруганном теле. Уповайте на милость Господню, ибо она безмерна.

Состроив благостную физиономию, святой отец поднял руку в благословляющем жесте и, повернувшись, не спеша засеменил к двери.

– До встречи, дети мои! – Кинул он через плечо у самой Двери. – Мне еще необходимо сделать кое-какие распоряжения. Запомните: после вечерни у церкви Святого Бенедикта.

* * *

Святой отец удалился, оставив нас с Конфьянс отдыхать перед следующим этапом побега из столицы. Сон был сейчас весьма кстати, но мне отчего-то не спалось. Слушая мерное дыхание девушки, я лежал, закинув руки за голову, размышляя об обещании, данном мной через де Бушажа Екатерине Медичи. Для меня было абсолютно ясным, что смерть короля Карла не могла быть делом моих рук. Я просто физически был не в состоянии самостоятельно вылезти из-под обломков колонны, а уж тем более обнажить кинжал и ударить им в грудь христианнейшего монарха. А то, что он меня пытался вытащить из развалин, я помнил уже наверняка. Но все же кому-то понадобилось убить Его Величество и взвалить на меня вину за его смерть! Очень мило, Сакр Дье!

Могла ли это быть сама Екатерина? То, что она не слишком любила Карла за его буйный нрав, неуправляемость и заигрывание с гугенотами, – это общеизвестно. Общеизвестно также, что Паучиха души не чает в принце, вернее, уже без пяти минут короле Генрихе. И что она издавна желала корону Франции для Анжуйца. Могла ли Екатерина ускорить гибель одного своего сына, чтобы отдать власть другому? В принципе – могла. Уговаривая себя, что Карл смертельно болен и жизнь готовит ему лишь боль и страдания, что смерть Карла – это искупительная жертва, благодаря которой можно будет восстановить мир в королевстве… Могла, но, вероятнее всего, не делала этого. К чему вкладывать кинжал в руки убийцы, когда к твоим услугам такой мастер в изготовлении ядов, как Козимо Руджиери?

Могла ли это быть импровизация кого-либо из приближенных Екатерины, решившего одним махом избавиться от двух королей? Вряд ли. Черная Вдова никого не посвящает в свои замыслы, даже своего любимца Генриха Анжуйского. А ее многоходовые интриги не допускают самодеятельности подручных. За годы своего фактического правления королева уже приучила к такому порядку дел весь двор. Так что если предположить, что Карла должны были убить по ее приказу, смерть эта была бы тихой и безболезненной. Вероятнее всего, во сне.

А вдруг убийцей короля был один из людей гвардии Анжуйца? Возможно такое? Вполне. Генрих терпеть не мог своего брата за то, что тот требовал от него оставить в покое жену принца Кондэ, за гугенотскую любовницу его самого, за дружбу со своим извечным врагом Колиньи. Да хотя бы и за то, что Карл был старше!

Мог ли Анжуйский поручить своим людям убить короля? Вполне. И люди такие у него имелись. Скажем, тот же Луи де Беранже, сьер дю Гуа. Этот – из людей той породы, которым все равно, чью кровь проливать. Было бы для чего.

Коронель [21] дю Гуа. Я отчего-то очень явственно вспомнил: холодный, презрительный взгляд, которым он одарил меня перед уходом из Лувра. Да, точно! Он был в Лувре, был за несколько секунд перед взрывом. Стоял рядом со своим господином. Потом они вместе начали спускаться в подземный ход. Мог он вернуться, вытащить из ножен мой кинжал и ударить им в грудь короля? Мог! Да и ударить мог своим, а мой уже потом всунуть в рану. Что мешало ему подняться вверх после взрыва и нанести предательский удар? Что мешало? Что? Тяжело сказать. Во-первых, неизвестно, возможно ли было пользоваться подземным ходом после взрыва. Во-вторых, если предположить, что вход не был завален, в него должна была ринуться толпа ополоумевших придворных. Против такого течения идти невозможно. Значит, либо убийца после взрыва все еще был наверху, ожидая, когда останется один на один с жертвой, либо он появился позже. Мог ли дю Гуа подняться вверх по лестнице полной народа? Вряд ли. Но почему именно он? Быть может, это был один из гвардейцев принца, из его фаворитов. В той толчее я мог просто не обратить внимание на них. Вероятно, драбанты Анжуйца тоже находились в этот час в Лувре. Не все же грабили ювелирные лавки! Одно можно сказать точно – смерть брата не вызвала у Генриха сильных эмоции и траур по нему не мешает наследнику трона крутить шашни с принцессой Кондэ.