Армия древних роботов - Александр Шакилов

Однако он ошибся. Как же он ошибся!..

Сначала было непросто удержаться на скользкой, поросшей водорослями и увешанной гроздьями пиявок спине огромного сома, который длиной был полтора десятка мер, не меньше. Именно это чудовище, способное за раз проглотить Траста вместе с Лариссой и все равно остаться голодным, шумно плавало у берега, ожидая пассажиров. Как же усилился дар блондинки, раз она сумела обуздать этого смердящего илом отнюдь не малька, да еще и отказавшись от помощи Траста (убрала его руку со своего плеча – мол, береги силы, толстый, еще пригодятся!).

Потом было непросто не разжать побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в спинной плавник речного дельфина, когда Ларисса отпустила сома, потому что он оказался слишком громоздким, чтобы маневрировать в бурлящей и вспененной на перекатах воде, подогретой гейзерами. Второй дельфин помогал Лариссе быть все время рядом. Она смеялась и громко вскрикивала, если ее заносило к валуну, и голова ее оказывалась опасно близко от мокрого гранита – у мертвецов свои забавы, свой юмор.

А уже на обрывистом берегу, на почти отвесной стене – Траст ни за что бы там не вскарабкался – их поджидал здоровенный бурый медвежара с перепачканной медом недовольной мордой. Траст уже было плюхнулся обратно в реку, потому что непросто было смотреть медвежаре в глаза, но дельфины по приказу Лариссы, пребольно ущипнув его за ягодицы, чтоб вел себя смирно, притолкали Траста обратно.

– Толстый, держись за мишку! Не бойся, не укусит! – велела Ларисса, и Траст, трясясь от страха, – и ничего я не боюсь, детка, что ты придумываешь?! – обхватил медвежару за шею, как родного обнял, утонув лицом в его густой косматой шерсти, полной блох и раздувшихся, с кулак ребенка размером, клещей.

Если кто не знает, медвежара – один из самых свирепых хищников Разведанных Территорий. И уж точно он самый хитрый и коварный из всех. Медвежара устраивает засады на птеров: зарежет косулю, бросит под одиноким деревом, чтоб издалека было видно, а сам спрячется в густой листве, а как птер прилетит, чтобы полакомиться дохлятиной, медвежара на него навалится да проломит панцирь, крылья порвет, жвала вырвет. Очень от медвежар и диких волчарок страдал скот, потому-то Траст столько об этом зверье знал. И каково ему было с этим знанием не только приблизиться к бурому убийце, не только прикоснуться к нему, но и прижаться всем телом, доверив ему свою жизнь?!..

Однако надо отдать крупному зверю должное – он двигался вверх так, будто не висел на нем дополнительный груз из двух человеческих тел.

– Детка, чтоб тебе кишки раздуло, когда мы из всего этого выберемся, я с тебя спрошу за каждый мой новый седой волос, – пообещал Траст Лариссе, только медвежара вытащил-таки их на горизонтальную поверхность, где можно было размять ноги без риска рухнуть в бурлящий поток Кипяточки, что Траст тут же и сделал.

– Толстый, на твоем месте я бы поостереглась мне угрожать. Хотя бы пока.

Намекая, что стоит принять слова блондинки всерьез, медвежара рыкнул. В его смердящей гнилым мясом пасти слюняво блеснули желтые неприлично длинные клыки. Траст громко сглотнул.

– Ну что ты, детка? Какие угрозы? Тебе показалось. Слушай, а может, мы дальше сами, пешком? Куда нам спешить?

Не выдержав ее фиалкового взгляда из-под длинных смоляных ресниц, слипшихся после купания в реке, Траст со вздохом – была не была! – уселся на спину медвежары позади блондинки.

Тут же поднявшись на задние лапы и едва не сбросив при этом Траста, зверь громко и протяжно заревел, предупреждая о своем приближении, после чего со всех своих когтистых лап рванул через лесовник по едва заметным звериным тропам. Бежал он легко и быстро мимо шарахающихся в стороны косуль и зайчеров, ловко перепрыгивая через нагромождения поросшего грибами трухлявого валежника и целые поваленные стволы. Не сбавляя скорости, прорывался через заросли папоротника и бамбука, через малинники и хвощи пяти мер высотой. Метнувшегося к нему секача, защищающего свой выводок, медвежара походя сбил с копыт ударом лапы, из-за чего сразу осиротели пятеро поросят. Медвежару жалили змеи, когда он пробирался через болото, но зверь, казалось, этого не замечал. Пошатнувшись, сделав пару неуверенных шагов, он рухнул замертво только на поляне неподалеку от Моса, когда Ларисса отпустила его, разрешив вернуться. Змеиный яд все-таки оказался для него смертельным.

Блондинка опустилась на колени рядом с бурой тушей и положила на нее ладони, в фиалковых глазах блеснули слезы и покатились по щекам. Мерах в пяти от нее журчал неширокий ручей, и лягушки в нем как раз затеяли перекличку.

– Прости, косолапый. И пусть простят меня твои дети. Прости!

А вот Траст обрадовался, что медвежара больше не с ними. Медвежар он откровенно недолюбливал с раннего детства, когда один такой бурый задрал у него на глазах любимого отчима. Почувствовав его настроение, Ларисса недобро уставилась на Траста.

– Ты чего, детка? Все хорошо, верно?

– Толстый, ты разве не чувствуешь? Тут невозможно дышать. – После этих слов Лариссу согнуло вдвое, из нее выплеснулось то немногое, что оставалось в желудке.

Траст повел носом и чихнул. Ветер дул от стены, опоясывающей Мос. Столица смердела смертью. Или же приятно пахла?.. С недавних пор ароматы разложения не вызывали у него рвотного рефлекса.

– На-ка, помажь себе под носом, легче станет. – Ларисса протянула Трасту тыковку-кувшинчик, у нее самой под носом уже блестело. – Это наше средство…

– Для дорогих гостей. – Он лишь сделал вид, что воспользовался мазью.

Заметив это, Ларисса нахмурилась и провела ладонью по древку секиры, на плетеном ремне висящей у нее за спиной.

– Это особая мазь. Она сделана…

– Из речной мяты, растущей только на берегу Кипяточки в паре сотен мер ниже по течению от Щукарей и больше нигде, – закончил за нее Траст, поспешно мазнув-таки себе под носом.

В густом подлеске слева от них предательски затрещал сук под чьей-то ногой. Будто только того и ожидая – вот чего она за секиру хваталась! – Ларисса быстро подняла с земли большую увесистую шишку и в прыжке швырнула ее на звук. Зарывшись в густую листву, шишка с глухим стуком угодила во что-то твердое. Тотчас подлесок ожил: выдохнул одновременно сотней глоток, затрещал, захрустел. Отчаянно завопили потревоженные птицы, ударили крыльями, и в воздух взвились десятка два дротиков и столько же алебард. Как Траста с Лариссой не нашпиговало всем этим острым железом, как не пошинковало в капусту – просто удивительно! Видать, уж очень притомились княжьи воины по пути в Мос, вот прицел и сбился.

Молча они – а было их много сотен – вышли из подлеска. Молча – потому что ратники сами по себе не очень-то разговорчивые мужчины, а легионеры да ремесленники с крестьянами, призванные под знамена Мора, так устали от битвы на Поле Отцов и дальнего перехода, что говорить просто не могли уже. Были они грязными, со слипшимися от пота и крови волосами, с потухшими глазами, судорожно рыщущими по сторонам, не способными остановиться на чем-то дольше, чем на мгновение. Многие потеряли где-то щиты и доспехи из железного дерева, выбросили древние автоматы, ставшие бесполезными без патронов. Воины вынесли на поляну целую сотню, наверное, носилок с окровавленными телами, и Траст сразу же безошибочно – какие тут могут быть ошибки у некроманта?! – определил, что более чем на половине носилок лежат мертвецы.