Почти англичане - Шарлотта Мендельсон

– Значит, они оттуда? Может, я слышал название?

Марина прищуривается. Неужели он считает ее особой княжеских кровей? Она бы хотела быть благородной и честной, да и вряд ли признается, что родня, вероятнее всего, грызла старую картошку и спала в свинарниках. Нет, она их не предаст.

– Вряд ли. То есть я не слышала ни про какие замки или что-то такое. Если только очень маленькие.

Он смотрит на нее.

– Наверное, ты права, – говорит он, и Марина моргает. – Любопытно. Не знаю, известно ли тебе, что из тех краев происходят люди особого сорта. Очень чопорные. Очень старомодные. Без конца целуют друг другу руки, и…

– Ой, это у нас не принято, – уверяет Марина. – Почти никогда. Хотя остальное правда. Вы и в самом деле все знаете.

– И еще, разумеется, гордость. Ты гордая? Они легко оскорбляются, лелеют обиду, яростно оберегают семейную честь…

– Ну, – говорит она, – я не такая.

– Не сомневаюсь. Ты читала Джорджа Микеша?

Марина выпрямляет спину: пусть знает, с кем имеет дело.

– Моя двоюродная бабушка знакома с Джорджем Микешем, – говорит она.

– Он уже умер.

– Ох… Простите.

– Еще они чтут иерархию. Скрывают все от детей.

– Что вы имее… А, поняла. Да, все так и есть. Вау… Никогда не думала, что это, ну, вроде расовой черты. Я думала, только со мной так.

– Просто предположил.

– Нет, правда, это впечатляет. Вы даже не представляете. Я никогда не встречала человека, который все про них знает. То есть в реальной жизни. Есть чему поучиться.

– Серьезно?

– Поразительно. Я и не думала, что это в порядке вещей. А ваш друг – он откуда?

– Из тех же краев, о которых ты говоришь. Трансильвания. Что? Уж это ты должна знать.

– Тран… Вы надо мной смеетесь.

– И в мыслях не было. Если это слово тебе не по силам, можешь сказать «Закарпатье» или «Рутения». Дитя мое, это азы центральноевропейской географии. Не делай такое обиженное лицо.

– Я не делаю, – говорит она. – Трансильвания, серьезно? Я…

– Эй! – Рядом появляется Гай и больно тычет ее локтем под ребра. – Как дела?

– Прекрасно, благодарю, – говорит его отец, но вид у него раздраженный. Камин ужасно нагрел Марину с одного бока. – Мне интересно знать, откуда родом мой новый друг, – продолжает он. – А тебе?

Гай в нерешительности.

– Впрочем, советую быть осторожней.

– В каком смысле?

Александр Вайни не сводит с нее глаз.

– Скимитары. Ручные медведи. Влад Пронзитель. С венгерскими женщинами нужно быть начеку.

– Она не венгерка. Что, правда?

– Марина?

– Акцента не слышно, – говорит Гай.

– Поверь мне. Кровь гуннов. Пусть эта девочка похожа на Фриду Кало, которая встала не с той ноги, но…

Гай тянет Марину прочь.

– Еще увидимся, дружок, – говорит мистер Вайни, провожая ее взглядом.

И подмигивает.

– Жужи, дорогуша, хочешь кавичко?

– Нем.

– Рози, дорогуша, хочешь кавичко?

– Иген, кюсюнюм.

– Сивешен. Лора, – спрашивает милая, доверчивая Ильди, для которой вечер – это лишь кофе и «Смерть на Ниле», – хочешь…

А Лору обуяла паника. Петер возвращается. В прошлом, даже заскучав по нему, она тут же напоминала себе: зато с Мариной ничего не случится. Теперь, когда не осталось сомнений, что девочка выросла, он потянет ее в свою компанию: к беспринципным учителям французского, озлобленным скульпторам, профессиональным натурщикам, поэтам. Лоре хорошо знаком этот сброд: толпы безутешных подружек, любовь к самокруткам, пренебрежение гигиеной. И все они будут вертеться рядом с Мариной. При одной мысли об этом Лора впивается в подлокотники так, что белеют костяшки пальцев.

Ни за что, думает она. Не позволю. И без него в жизни мало хорошего. Лучше быть без отца, чем с таким отцом; если Петер будет держаться от них подальше, все только выиграют.

Это как попасть в телевизор: передача «Взрослый обед». Все что-то вежливо бормочут. Пламя свечей отражается в столовом серебре, стекле и зеркалах, так что и не поймешь, сколько на самом деле огня. Угощение за столом навевает мысли о давно забытой эпохе: мусс из копченого лосося, пастернак и жареный картофель, говяжьи ребрышки. Еда превосходна, но ее непривычно мало, и о ней не говорят ни слова.

– Чудесно, восхитительно, спасибо, – вежливо лопочет Марина, роняя нож и изнывая от навалившейся жары. Обеденный стол – озеро красного дерева; на дальнем его берегу сидит Александр Вайни. Меховой отлив играет в его волосах, когда он наклоняет голову к сидящей рядом блондинке. «Горация», – слышит Марина и понимающе кивает, готовая пробормотать ключевые даты из жизни адмирала Нельсона, но мистер Вайни ее не замечает. По другую сторону от него – Люси Вайни: впустую потраченное место. Он кладет руку ей на плечо, и дочь прижимается к папе.

– Семья, – произносит он, подливая соседкам вино, – нет ничего лучше. Ну разве они не красавицы?

Марина ловит взгляд миссис Вайни, улыбается и говорит «да» тонким, как у мальчика в хоре, голоском.

Ей достался стул чуть ниже остальных, и она скорчилась на нем, как маленькая рабыня. Слева расположился Олли, студент, изучающий землеустройство; он спрашивает, знает ли она Минти или Ивана, после чего уже не отрывает взгляда от тарелки. Справа – Джерри, чье лицо, как Марина сейчас понимает, знакомо ей лишь потому, что он известный политик; Джерри вполне объяснимо ее игнорирует. Интересная брюнетка, Джейни Далримпл, несмотря на Маринины отчаянные улыбки, тоже ни разу на нее не взглянула. Тесная компания незнакомцев, близость взрослых тел, лучистая теплота от плеча политика, пальцы миссис Вайни, живущие своей тайной жизнью, – все давит на Марину. Ее дыхание неровно и грубо, она громко ворочает языком. Выше стола ей жарко, ниже – холодно, как русалке. Еще у нее дрожат ноги: она только сейчас поняла, что жутко боится собак. Каждый раз, когда к ней подковыливает Беккет, дурно пахнущий бочонок слюны и шерсти, она хватается руками за стул.

Впрочем, это еще не самое страшное. Жужи и остальные знают, как вести себя в обществе, однако ей хороших манер не привили. Что толку от ваших уроков, хочет сказать им Марина, если я умею лишь придерживать двери, уступать место старшим и уважительно относиться к пожилым иностранкам? Здесь все иначе, все наравне, и она понятия не имеет, как себя с ними вести. Она уже попала в неприятную ситуацию с рукопожатием. Добиться синхронности тоже непросто. Кто должен первым садиться за стол – все женщины, или только старшие, или мужчины старше ее, и кто кого должен обслуживать, и когда приниматься за еду? Марина взяла к столу недопитое шампанское, потом во избежание упреков перелила его в винный бокал и теперь потеряла всякую надежду разобраться, для чего предназначены остальные. И зачем здесь столько столовых приборов? Она раздумывает, едят ли хлеб ножом и вилкой (для чего-то они ведь нужны!), прислушивается, на свое счастье, к голосу здравого смысла, а потом с ужасом наблюдает, как миссис Вайни собирает пальцем соус с тарелки. Марина продолжает отпускать неуместные комплименты. Когда все садились за стол, ее шаткий стульчик скрипнул под ней, и она, чтобы скрыть смущение, сказала: какой миленький, – и Люси Вайни сказала: этот? фу, кошмарный, – и миссис Вайни сказала: все равно он почти целиком из пластика.